Это было под Мясным Бором. Войдя в лес, мы увидели страшную картину: трупы мирных жителей — стариков, женщин и детей, расстрелянных, по-видимому, с самолетов фашистскими стервятниками. Сердце сжалось от боли. Аня Петушкова сказала:
— Не плачьте, девочки! Наши отомстят за муки этих людей. А мы должны как можно быстрее идти вперед — нас ждут раненые.
Вскоре мы подошли к большому болоту, периодически обстреливаемому немцами. Наш путь лежал через болото. Мы разделились на группы по пять человек и вошли вхолодную воду. Две группы прошли незамеченными. Но когда 3-я группа дошла до середины болота, где вода доходила до пояса, Катя Корнеева, зацепившись за корягу, упала и вскрикнула. Тотчас застрочили автоматы. Катю Васильеву ранило, правда, нетяжело.
Пройдя несколько километров, измученные, все в болотной тине, мы присели отдохнуть. Выглянуло солнышко. Отжали мокрую одежду, обсушились немного и к вечеру пришли в назначенное место.
К нашему приходу были развернуты палатки и построены бревенчатые срубы с двухъярусными нарами. Везде, где только можно, лежали раненые. Ночь предстояла холодная, и мы принялись дергать мох, утепляя палатки и домики.
Началась наша работа. День и ночь шли операции и перевязки, день и ночь — кровь и стоны. Сейчас страшно вспоминать тот кошмар, в котором мы находились. Постоянно видеть окровавленных, беспомощных мужчин, сжимать их холодеющие пальцы и смотреть в потухающие глаза и при этом утешать: «Держись, еще немного, и тебе станет легче!» А в ответ слышать: «Нет, сестричка, не жилец я… Вот, возьми адресок — сынок у меня там…»
Умрет — ты поплачешь в углу и идешь к новым раненым, которых везли и несли нескончаемым потоком. И опять заставляешь себя улыбаться, свертываешь дрожащими руками самокрутки и успокаиваешь, успокаиваешь, принимая боль на себя…
С питанием было очень плохо: все получали с воздуха, с самолетов — сухарики и крупу в мизерных количествах. Счастье, если найдем павшую лошадь и сварим суп из конины. Главным было накормить раненых, сами — как придется. А ведь и дежурили сутками, засыпая на ходу, и кровь сдавали для раненых. Но и голодая, шатаясь от усталости, все честно выполняли свой долг, отдавая раненым всю ласку и тепло, на которые были способны.
Всем в окружении было очень тяжело. Но все же солдаты сумели под обстрелом проложить узкоколейную железную дорогу, по которой мы вывозили раненых. Бойцы вручную толкали вагончики-платформы, а мы сидели с ранеными и отвлекали их разговорами от боли и стрельбы.
На Большой земле нас ждала радостная весть: нашей родной 111-й дивизии присвоили звание гвардейской. Она стала 24-й гвардейской сд, а 120-й медсанбат — 20-м гвардейским. Очень хорошо помню митинг, торжественное вручение гвардейского знамени, которое 2 июля 1942 г. принимал новый комдив — полковник П. К. Кошевой.
После Мясного Бора мы попали в Синявинские болота. Снова раненые, окружение и тяжелейший выход из него с большими потерями. И, несмотря ни на какие трудности, медики нашего батальона делали все от них зависящее, чтобы спасти раненых.
Во время обстрела под Синявином загорелась палатка, где находились раненые, подготовленные к эвакуации. Увидев пламя, командир эваковзвода Аня Петушкова крикнула: «Быстро выносите раненых!» А сама стала гасить пламя голыми руками, срывая горящий брезент. Аня получила тяжелые ожоги, но выздоровела. Погибла она в 44-м при освобождении Одессы, оставшись в памяти всех, кто ее знал, добрым и самоотверженным человеком.
Т. И. Обухова,
бывш. медсестра 120-го мсб 111-й сд
И. X. Венец
2-я ударная не сдавалась!
Прошло более 50 лет с тех пор, как трагически завершилась Любанская операция.
Я был военным комиссаром 59-й отдельной стрелковой бригады с октября 1941 до 25 июня 1942 г., т. е. до полного завершения боев в окружении.
Формирование бригады началось в конце 1941 г. в селе Дергачи Саратовской области. Руководить формированием довелось мне, так как командир бригады и начальник штаба прибыли в нее только в 20-х числах декабря, за день-два до отправления в действующую армию.
На должность командира бригады был назначен подполковник Черник. До этого он работал в аппарате военного атташе в Китае и, как оказалось, не был способен управлять войсками в бою, да еще в сложных условиях лесисто-болотистой местности. Его военная неграмотность плюс болезненное самолюбие обернулись лишними потерями в первом же бою на рубеже р. Волхов в районе Бор — Костылево — Арефино и особенно в районе Мясного Бора, где он потерял всякий контроль за боевыми действиями и был отстранен от должности.