В изданном немцами в марте 1943 г. открытом письме «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом» Власов обличал диктатуру Сталина и массовые репрессии, призывал к уничтожению большевизма и созданию новой России без большевиков и капиталистов, по примеру Германии. При этом он заявил, что идея борьбы с большевизмом зародилась у него в окружении, когда Сталин бросил армию на верную гибель. Но факты свидетельствуют обратное: в окружении Власов не собирался сдаваться в плен и поэтому его обращение есть политический трюк, желание выслужиться перед новыми хозяевами. Хотя в огненном кольце его наверняка посещали мысли об армии, принесенной в жертву. Это вообще первое, что приходит в голову, когда знакомишься с эпопеей Мясного Бора. Версия И. Г. Эренбурга о причинах измены генерала Власова получает дополнительное подтверждение, когда мы узнаем о результатах обыска Власова при его аресте в 1945 г.: при нем обнаружили, кроме 30 тыс. рейхсмарок и удостоверения к немецкой медали, расчетную книжку начальствующего состава РККА, удостоверение генерала РККА № 431 и билет члена ВКП(б) № 212399815. В Мясном Бору он хранил их до последнего момента, надеясь выйти из окружения. Иначе для плена хватило бы одного удостоверения генерала, зачем лишний раз раздражать немцев партбилетом? Но с какой целью он берег советские документы в плену — может быть, на память? Да нет. Скорее всего, он надеялся с их помощью опять выбраться из окружения, на этот раз, советского, и уйти к американцам. Однако если б побег и удался, вряд–ли американцы стали бы в то время иметь с ним дело. Уж слишком одиозной фигурой являлся генерал Власов.
Имя Власова в нашей истории не только синоним предательства. К сожалению, оно связано со всей 2–й ударной армией. И ныне еще приходится слышать, что «Власов сдал армию немцам». До этих нелепых, обидных слухов не опускалась даже гитлеровская пропаганда. Официальная советская пропаганда тоже никогда не называла 2–ю ударную «власовской армией». Наоборот, сразу после войны публиковались рассказы о героизме воинов 2–й ударной армии. Например, были изданы рассказы К. А. Токарева «Снежная кавалерия» в сборнике «Идущие впереди: Очерки о коммунистах и комсомольцах» (М., 1949) и «Белые призраки» в сборнике «За Родину! За Сталина! Комсомольцы и молодежь вооруженных сил Союза ССР в Великой Отечественной войне: Литературно–художественный и документальный сборник 1941—1942 гг.» (М., 1951). В 1978 г. даже вышла трилогия ветерана 2–й ударной армии писателя С. А. Крутилина, посвященная Любанской операции: «Лейтенант Артюхов», «Апраксин Бор», «Окружение». Автор изобразил события в целом верно, хотя, конечно, сказать всю правду в то время он не мог.
С другой стороны, до начала 1980–х гг. советская пропаганда ничего не сделала для прекращения несправедливых слухов о 2–й ударной как о «власовской армии». Моральные страдания ветеранов были ей безразличны. А между тем, миф пустил столь глубокие корни, что отдельные советские писатели стали выдавать его за исторический факт. Как, например, О. Смирнов в романе «Эшелоны». Роман напечатал в 1971 г. в № 2 журнал «Новый мир». В результате даже многие ветераны, воевавшие во 2–й ударной после Мясного Бора, стали решительно отказываться от товарищей по оружию из первых формирований армии. Ветеран 46–й дивизии С. Сковородин с горечью пишет о том, как на встречах ветеранов дивизии находились люди, которые доказывали, что «до Победы в 1945 году дошла не та дивизия и не та 2–я ударная, что воевали под Мясным Бором. Тогда откуда, — спрашивает он, — у них были наши знамена, обагренные кровью в январе — июне 1942 года? Если все сдались, кто вынес эти знамена из кольца?»16. Да, врагу не досталось ни одного знамени. Те, что не смогли вынести — закопали. До сих пор лежит у Малого Замошья сейф со знаменем 1002–го стрелкового полка 305–й дивизии. Его искали несколько лет, но только недавно стало известно точное место. Еще один сейф со знаменем закопан вместе с инструментами полкового оркестра на одной из высоток в долине реки Кересть и еще один — у последнего места штаба 2–й ударной армии.