— Ищи сам… — пробурчали братья-близнецы, дружно кося двумя парами глаз.
— На то ты и автор, ну-ка… — резонно заметил псевдодьякон. А неисправимый гипнотизер Сидорин загвоздил:
— Вы его сейчас найдете. Вы его нашли. Нашли, да? Да?…
— Тэ-тэ-тэ-тэ… — протянул озабоченно мистер Уэсс, доставая часы. — Я вижу, дело грозит затянуться надолго… Я сейчас должен лететь. Лететь в Лондон: на съезд компартии Англии… Мне осталось ровно три минуты… Да, кстати, гражданин автор? Вы мне дали гнусную роль, я ее сыграл, смею думать, удовлетворительно, но я требую реабилитации… — и, не дожидаясь моего ответа, он сел на гоночный самолет и умчался по дороге в Лондон, делая по 500 километров в час.
— Дол-лой авторов!.. — неожиданно рявкнул над самым моим ухом Ванька Безменов.
Шшшакал его заешь! Я и не знал, что у него вместо голоса — иерихонская труба… Знай это ранее, я заставил бы его перекликаться с Митькой через десятки верст…
— В чем дело? Почему шум?… Почему Безменов ревет?… — раздался вдруг новый голос.
Обернувшись, я со смущением улицезрел Начсоча ГПУ товарища Васильева.
— Почему такой шум? — снова спросил он и грустно добавил:
— Только что собирался уснуть, не тут-то было: слышу, Безменов ревет…
— Их-хи-хи-хи… Их-хи-хи-хи… — Еще одно явление!
Смешливая дьяконица Настасья препожаловала неведомыми путями и сразу подкатилась горошком к обоим бра-тьям-близнецам.
— Ну, уж теперь конец, — сокрушенно сообразил я. — Скомкан финал, пропал роман, пропала моя авторская головушка…
— Эх, авторище, не горюй! — хлопнула меня вдруг по плечу чья-то легкая рука. — Не горюй, автор. Это я говорю — рабфаковка Синицына… Сюда смотри…
Еще одно явление!
— Да откуда вы сыплетесь на мою голову?…
— Не горюй, говорю тебе… — продолжала рабфаковка.
— Я тебе дам выход, но за это ты должен обещать мне, что в следующем своем романе ты предоставишь женщине более широкое поле деятельности…
— Дор-рогу женщине с ребенком!.. — снова проревел раздурачившийся рабфаковец.
— Ну, знаете, товарищи, мне некогда… — устало проронил Васильев и исчез в скалах, привычным глазом предварительно выследя толстый зад грузинского меньшевика.
— Ну-ну, где твой выход… — безнадежно согласился я.
— Ввот!.. — вдохновенно выпалила рабфаковка для начала и стала в позу.
Все с интересом сгрудились вокруг нее, а близнецы- братья так перепутались, что я уже потерял надежду отличить: который из них Востров, который — Аполлон прекрасный.
— Ты должен предоставить каждому герою романа возможность самодеятельности, — зачеканила рабфаковка. — Пусть герои сами, согласно своей идеологии и понятиям, придумывают финальную сцену… Это будет оригинально. У твоего романа будет несколько заключительных глав, ну, скажем, три… потому что нет нужды каждому из нас придумывать эту главу: мы будем повторяться… Пусть дьякон, как герой весьма оригинальный…
— Согласен, — сказал дьякон и умильно поклонился; но было так тесно, что он лбом стукнулся о затылок Сидори-на, а задом поддал Митьку Вострова.
— …Пусть дьякон самостоятельно или вместе с Настасьей придумает конец. Сидорин, Аполлон и англичанин, если сей прибудет, тоже совместно… Безменов, я и Востров — тоже совместно. Получится три заключительных главы и ты, автор, спишешь их прямо с натуры.
— Согласен, — сказал я, расцветая внутренностями и лицом, и снова повторил: — Согласен, но с условием…
— С каким еще условием?! — вскрикивали все герои, которым проект Синицыной пришелся по вкусу безусловно.
— С условием, — стойко продолжал я, — что, во-первых, вы не будете изменять моей предыдущей главы и, во-вторых…
— Объяснитесь, ну-ка?… — попросил дьякон, не отличавшийся, как известно, феноменальной сообразительностью.
— Чего ж тут объяснять? — возразил я и приступил к объяснению: — У меня в последней главе, XXI по счету, дьякон умер с натуги и истерзан шакалами, от англичанина остался один скелет, Сидорин и Аполлон лежат в «Долине» полуразложившимися…
— Извините, мы не разлагались, — поправили меня оба «авантюриста», — мы еще не успели разложиться…
— Ну хорошо, — согласился я, — не разложились, так, во всяком случае, тоже умерли… И вот я ставлю условием, чтобы заключительная глава…
— … заключительные главы… — вставила рабфаковка.
— Нет, «заключительная глава», — не сдался я. — Чтобы заключительная глава вытекала из моей, как естественное ее продолжение…
Представьте себе: никто и не вздумал протестовать… Все очень поспешно согласились, переглядываясь между собой хитро и двусмысленно. Тогда я заподозрил неладное.