Возможно, воин пришел к заключению, что Миднайт вполне вписывается в их компанию, и теперь стыдился того, что взял ее только из-за отсутствия более подходящих чародеев, – имея дурной нрав, он не раз напоминал девушке об этом. Но существовала еще одна черта, роднившая Келемвара с Миднайт, – и воину, и чародейке подходила жизнь странников и искателей приключений.
Следующие четыре часа Миднайт провела в борьбе с собственными чувствами. Мучила ее и загадка приросшего к телу медальона. Мысли не давали покоя чародейке, пока Адон не сменил ее на посту.
Священнослужитель смотрел на засыпающую сладким, глубоким сном Миднайт и завидовал ей.
Несмотря на лишения и ужас, с которыми ему пришлось столкнуться этим вечером, несмотря на бьющий в нос зловонный запах разлагающейся земли, Адон знал, что обстоятельства могли сложиться куда хуже. По крайней мере, он находился среди верных товарищей и был свободен. Ему не грозила тюрьма, да и Мирмин Лал не нажалуется на него старцам храма Сьюн.
Нет, он свободен.
Вот только дали бы ему сейчас хотя бы маленькую шелковую подушечку…
Спальные покои Мирмин Лал были великолепны. Потолок имел форму купола, образованного спиралью концентрических колец, ярусами поднимавшихся к центру. Посреди комнаты стояла огромная круглая кровать диаметром почти четыре метра, убранная красными простынями и дюжиной вышитых золотом шелковых подушек. Множество произведений искусства были расставлены вдоль стен спальни, поражая своей красотой.
Но самое прекрасное произведение искусства – саму Мирмин – можно было увидеть лишь сквозь прозрачные черные занавеси, магию которых постоянно поддерживали лучшие чародеи города. Эти занавеси помогали правительнице заглянуть куда угодно и когда угодно.
Мирмин вышла из огромной ванны из слоновой кости, изготовленной гостившими в Арабеле мастерами из далекого Шу Луна. Изысканнейшие сорта масел и солей ласкали ее кожу гораздо лучше, чем самый искусный любовник. Мирмин терпеть не могла те мгновения, когда приходилось покидать волшебную воду, но знала, что если просидит в ванне еще немного, то непременно уснет, а утром будет вялой и сонной. И ей придется забросить свои обязанности и дела как минимум на неделю, пока к ней снова не вернется способность ясно мыслить.
Прозрачное лазурное платье, сверкающее крошечными звездочками, оказалось в руках у Мирмин. Она надела его через голову, и оно быстро высушило ее кожу и придало волосам великолепный вид.
Это платье подарил Мирмин один могущественный – и влюбленный по уши – маг, посетивший город год назад. Придворные чародеи тщательно проверили волшебное платье, но Мирмин все же боялась, что непредсказуемость магии сделает его опасным, и обещала себе не надевать его больше. Но этими обещаниями правительница кормила себя уже почти неделю.
«Если платье и убьет меня, – думала Мирмин, – по крайней мере в гробу я буду настоящей красавицей».
Внезапно она вспомнила об Адоне, служителе Сьюн, и приступ неудержимого смеха охватил ее. Наверное, опасаясь за свою жизнь, он уже месит башмаками дорожную пыль. На самом деле никакая опасность Адону не угрожала, просто Мирмин не могла не воспользоваться удобным случаем сбить со священнослужителя спесь – ей редко выпадала возможность доставить себе такое удовольствие. Мирмин вздохнула и растянулась на кровати.
Она собралась было позвать пажа, но вдруг заметила нечто необычное: рубины из ее золотого кубка исчезали! Мирмин поднялась с кровати, но, поскольку за годы правления ее боевое чутье притупилось, она спохватилась слишком поздно, не успев уклониться от нападения облаченного в темные одежды мужчины, который накинулся на нее, повалив обратно на кровать и порвав платье. Тяжестью своего тела мужчина крепко удерживал Мирмин на месте, закрыв ей рот рукой.
Лицо и тело незнакомца были обернуты какой-то непонятной металлической сеткой. Повязки на лице оставляли открытыми только глаза, ноздри и рот.
– Лежите смирно, госпожа. Я не причиню вам вреда, – промолвил нападавший низким и хриплым голосом.
Мирмин начала сопротивляться еще яростнее.
– Я хочу рассказать вам кое-что о заговоре.
Мирмин прекратила сопротивление и почувствовала, что ее рот свободен.
– Как ты проник сюда? – прошипела правительница.
– У всех есть свои тайны, – ответил он. – Так пусть мои останутся при мне.
– Ты… ты говорил… о заговоре, – сказала Мирмин Лал, а грудь ее начала судорожно вздыматься, якобы от страха.
«Может, разрыдаться?» – подумала она, но решила, что это будет слишком.
– Негодяй Найтсбридж еще на свободе…
У Мирмин расширились глаза.
– … но об этом вам известно. А что если я скажу, что все трое помощников Ивона Страланы сбежали из города? Келемвар, Адон и бывший вор Кайрик в полдень переодетыми покинули Арабель в сопровождении двух спутниц. Что если свобода Найтсбриджа – дело рук этой троицы? Подумайте, госпожа. Это все, что я хотел вам сказать.
В тот момент, когда незнакомец начал вставать, Мирмин откатилась влево, как будто собираясь спрятать от страха лицо в ладонях, но вместо этого, опершись на край кровати, нанесла обеими ногами сильный удар в область желудка непрошеного гостя. По крику ее противника и хрусту его костей можно было предположить, что Мирмин сломала ему пару ребер.
– О боги! – выкрикнул Марек (а это был он). Мирмин попыталась нанести ему открытый удар по горлу, но не достигла цели. Он предугадал прием и схватил правительницу за руку, однако сразу осознал свою ошибку, когда получил удар ногой по лодыжке. Вновь крик боли вырвался из его уст, и Мареку пришлось отпустить руку Мирмин прежде, чем он смог ее вывернуть. Тем временем правительница громко закричала, и вор совсем не удивился, когда двери в покои отворились и стражники ворвались внутрь.
«Вступить в бой со стражей, – раздумывал он, – или попробовать бежать?» Вспомнив, что из жалкой, захудалой тюрьмы Арабеля ровно ничего не стоит совершить побег, вор поднял руки в знак того, что сдается.
– Допросите эту собаку, – приказала Мирмин Лал. Она совсем забыла, что вор порвал ей платье, и сейчас стражники в открытую пялятся на ее роскошное тело. – Ну! Вы что, оглохли? Шевелитесь! И передайте, что я желаю видеть министра обороны. Немедленно! – обратилась правительница к одному из стражей, но, заметив порванное платье, добавила: – Когда оденусь.
– Видел? А ты еще жалуешься на солдатскую долю, – сказал один из стражников своему товарищу, когда они выводили Марека за двери.
Мирмин, оставшись одна в спальне, широко улыбнулась, вспомнив слова нахала. Но улыбка исчезла с ее лица так же быстро, как появилась, когда Мирмин подумала о троице так называемых агентов, которые, возможно, предали ее, и тех мерах, которые следует предпринять, чтобы выяснить, так ли это было на самом деле.
Через полчаса в кабинете Мирмин рассказала все, что ей стало известно, Ивону Стралане, худощавому темноволосому мужчине с мертвенно-бледным цветом лица. Стралана слушал и важно кивал.
– Значит, этот червь Гельзандат говорил правду, – сказал наконец министр.
– Так тебе известно об этом? – вскричала Мирмин.
– Сегодня утром одному из наших людей удалось раздобыть доказательства, необходимые для ареста Гельзандата…
– Продолжай.
Стралана вздохнул:
– Прошлой ночью Адон побывал у Гельзандата и заплатил мерзавцу за поддельные документы для двух мужчин, которыми, похоже, были Келемвар и Кайрик. Когда Гельзандата допрашивали в первый раз, он намекнул, что мог бы раскрыть некоторые факты продажности в войсках в обмен на свободу или более мягкий приговор. Прошло несколько часов, пока наконец эта свинья не заговорила.
Мирмин пристально смотрела на крошечное пламя одинокой свечи, стоявшей в центре стола.
Когда она подняла взгляд, ее глаза сверкали яростью.
– Я желаю знать, кто охранял ворота в то время, когда Келемвар и прочие покидали Арабель. Я хочу, чтобы их привели сюда и допросили. Все они будут наказаны, как только мы вычислим, через какие ворота вышли беглецы.