— Хорошо, я скажу вам, что я думаю, — беспечно бросил ему Джон. — Сейчас же ясно только одно — вы не годитесь для жизни в долине, и чем скорее вам удастся продать свою лавку, тем будет лучше для вас. Я не выдам вас. Но, ей-богу, если бы я узнал, что вы сплетник…
— Нет, нет, — жалобно простонал Моррис.
— На этом закончим беседу. Я не забуду сказанного вами и, может статься, когда-нибудь ваши слова пригодятся мне. Надеюсь, что вы говорили с добрыми намерениями. А теперь до свидания.
— Еще одно слово, — остановил его Моррис, — нас могли заметить вместе, и кто знает, не пожелают ли «там» узнать, о чем мы разговаривали.
— С вашей стороны благоразумно подумать об этом.
— Условимся: я предлагал вам место в моем магазине…
— А я отказался. Прощайте, и надеюсь, что в будущем вам будет легче жить, брат Моррис.
В тот же вечер Мак-Мурдо задумчиво сидел в своем жилище возле печки и курил. Неожиданно дверь в комнату распахнулась, в ней показалась крупная фигура мастера ложи. Он сделал обычный знак и, сев против молодого человека, некоторое время всматривался в него взглядом, который Джон вынес совершенно спокойно. Наконец, Мак-Гинти сказал:
— Я редко хожу в гости, брат Мак-Мурдо, так как у меня мало свободного времени. Тем не менее я решил поговорить с вами у вас в доме.
— Я горжусь тем, что вижу вас у себя, — приветливо ответил ирландец, доставая бутылку виски. — Я не ожидал такой чести.
— Как рука?
Мак-Мурдо скривил рот.
— Она дает знать о себе, но ничего страшного.
— Да, — ответил Мак-Гинти, — не страшно для людей, преданных ложе и готовых работать для нее. О чем вы толковали с братом Моррисом на Мельничном холме?
Вопрос прозвучал неожиданно, и молодой ирландец мог порадоваться, что у него был готовый ответ.
— Моррис не знал, что я могу получать деньги, не выходя из дома, и не узнает этого, потому что у него слишком много совести, чтобы понимать поступки людей вроде меня, но он добрый малый, и, решив, что у меня денежные затруднения, он предложил мне место в своем магазине.
— Да?
— Да.
— И вы отказались?
— Конечно. Разве я не могу получить в течение четырех часов, не выходя из моей спальни, больше, чем он даст мне за месяц?
— Нечего и говорить, вы странная карта в игре, — заметил Мак-Гинти. — Если вам нужны объяснения, извольте. Скажите, Моррис не говорил дурно о ложе?
— Нет.
— А обо мне?
— Нет.
— Понимаю. Он не решился сделать этого, так как не доверяет вам, но в душе он плохой брат. Мы это знаем и только ждем случая наказать его. В нашем загоне нет места для паршивой овцы. А если вы будете вести знакомство с неверным человеком, мы будем подозревать и вас. Понимаете?
— Я не могу с ним подружиться, потому что он мне не нравится, — ответил Мак-Мурдо. — Что же касается предательства, то если бы не вы, а кто-нибудь другой заговорил со мной об этом, он не повторил бы своих слов.
— Хорошо, сказано достаточно, — заметил Мак-Гин-ти. — Я пришел, чтобы предупредить вас, и предупредил.
— Только одно мне хотелось бы понять: как вы узнали о моем свидании с Моррисом?
Мак-Гинти засмеялся.
— Я должен знать все происходящее в этом городе, — сказал он, — и мне кажется, вам следует это помнить. Но мне пора идти, я только прибавлю…
Его прощальные слова были прерваны самым неожиданным образом. Дверь скрипнула, растворилась, и нахмуренные, внимательные лица трех полицейских глянули на собеседников. Мак-Мурдо соскочил со стула и взялся было за револьвер, но снова спрятал его в карман, заметив наведенные на себя винчестеры. Человек в мундире вошел в комнату с шестизарядным револьвером в руке. Мак-Мурдо узнал капитана Мервина, бывшего офицера Центрального полицейского управления Чикаго. С полуулыбкой он укоризненно покачал головой Джону.
— Я так и думал, что вы, мистер мошенник Мак-Мурдо из Чикаго, попадете в беду, — сказал молодой инспектор. — Не можете удержаться? Да? Берите-ка шляпу и ступайте с нами.
— В чем меня обвиняют? — спросил Мак-Мурдо.
— В том, что вы участвовали в нападении на редактора Стенджера в здании «Герольда». И благодаря вашим стараниям на вас не легло обвинение в убийстве.