И вдруг человек начинает декламировать. Что-то вроде длинной поэмы на арабском языке, которая, кажется, производит сильное впечатление на слушателей. Иногда он останавливается, вслушивается в тишину, перед тем как ответить на вопрос, заданный одним из посетителей, или внести уточнение, которое сразу же провоцирует взрыв всеобщего веселья в кафе. Но самое впечатляющее — это мощные удары саблей, которые он обрушивает на свой щит. Удары, от которых сыплются искры и гудит в висках.
Я представляю себе истории про влюбленного рыцаря в лунном свете, про кровопролитные схватки в каменистых пустынях Сирии, про гротескных героев, ковыляющих в оливковых рощах. И еще погони в узких улочках Дамаска, наполненных запахами кардамона и свежей мяты. Я различаю воров, проникающих в покои калифа эпохи Омеядов. Они крадутся по мраморному полу. В моем воображении разыгрывается тысяча и одна история. И даже если все это не соответствует действительности, какая разница? Я помню, что ответил Блэз Сандрар, когда его заставили признаться, путешествовал ли он на самом деле на Транссибирском экспрессе, чтобы написать один из своих самых известных текстов: «Какая разница, путешествовал ли я, если мне удалось увлечь вас в это путешествие».
Через полчаса сказочник замолкает. Он скромно кланяется под аплодисменты публики. Тут же я достаю из рюкзака путевой блокнот в красивой синей обложке. Открывая его на странице, посвященной сегодняшнему дню, подзываю знаками сказочника. С блокнотом в руке я объясняю ему жестами, что прошу его проткнуть страницу своей саблей. Он хмурит брови, думая, что я насмехаюсь над ним. Ахмед говорит ему по-арабски что-то вроде: «Я его знаю, он не имеет плохих намерений». Тогда сказочник поднимает свою саблю и осторожно, без дрожи, вонзает ее лезвие в страницу моего блокнота. Затем вынимает саблю и глазами спрашивает, доволен ли я.
— Шукран, — говорю я в восхищении.
— Афван, — отвечает он, рассмеявшись.
Он отходит, чтобы побеседовать с завсегдатаями заведения на другом конце кафе. Ахмед заинтригован моим блокнотом. Я охотно объясняю ему принцип:
— Когда я уехал путешествовать, то начал записывать свои каждодневные впечатления. Но очень быстро понял, что знаю себя как облупленного. Я знаю свои страхи, тревоги и навязчивые идеи. У меня нет желания волочить их за собой по дорогам. Тогда я сказал себе: а если мне ничего не записывать, а наклеивать кусочки происходящего со мной каждый день?
— Да ну? И что же вы наклеили?
Этот вопрос мне задают десятки местных жителей вот уже шесть недель.
— Двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Я прочитал сто семьдесят третью страницу книги «Жизнь, инструкция к употреблению» французского писателя Жоржа Перека в том самом месте, Где возвышалась знаменитая Пергамская библиотека.
— Пергамская библиотека, — повторяет Ахмед. — Именно в этом городе был изобретен пергамент — конкурент папируса Александрийской библиотеки.
— Точно! — восклицаю я. — Я вижу, что вы знакомы с историей региона!
— И что же вы сделали со сто семьдесят третьей страницей из книги Перека?
— Вместо того, чтобы пересказывать свои ощущения при чтении одного из моих самых любимых романов на месте одной из самых знаменитых библиотек Античности, я вырвал страницу и наклеил ее в путевой блокнот.
— Хорошо, понятно.
Ахмед хочет, чтобы я ему показал следующую страницу. Он замечает этикетку от минеральной воды «Султан».
— Что означает эта этикетка?
— Это первая игра слов, которую я понял по-турецки: «Су» — значит «вода». Следовательно, я пил воду султана.
— А эта сожженная страница? О чем идет речь?
— Эта страница — из маленького франко-турецкого словаря. Я провел ею над пламенем, извергающимся из скалистой местности, на юге Турции. По легенде, известная Химера, метательница пламени, происходит из этого региона. Я почти полностью сжег страницу, на которой напечатано слово «арес», что означает «пламя» по-турецки.
Затем я показываю страницу, вымоченную в море в районе острова Кекова.
— Вместо того, чтобы описывать синеву Средиземного моря, вы окунули страницу в его волны, — резюмирует Ахмед, улыбаясь. — Довольно парадоксально для писателя. Почему вы избегаете слов?
— Я не доверяю им. Море существовало задолго до того, как люди изобрели слова.
Я даю Ахмеду послушать, как шуршит песок с пляжа Патара, насыпанный между двумя склеенными страницами. Ахмед вертит в руках мой блокнот. Он слушает шуршание песка, пересыпающегося между страницами, и улыбается, тем временем клиенты кафе «Нао Фара» бросают в нашу сторону любопытствующие взгляды. Я обожаю этот блокнот! Благодаря ему я познакомился с огромным количеством людей. Даже когда оказался в долине, где не было никого, кто бы мог сказать пару слов по-английски, а я знал около двадцати слов по-арабски и примерно столько же по-турецки, мне было достаточно показать местным жителям места, которые я посетил в их стране. Как правило, они хохотали над приклеенными предметами. А если ты вместе с кем-нибудь посмеялся, то можно считать, что вы стали друзьями.