Флора бродила по галерее и, похоже, изучала произведения искусства — точнее, жалкие их подобия. Там были пейзажи с кораблями в заливе, на некоторых с небольшими волнами, на других — с бурными и темными, достойными описания восстания на «Баунти». Он писал канатные дороги, поднимающиеся в горы прямо к звездам. У него оказалось много картин с видами моста «Золотые ворота», который он изобразил в золотых тонах, хотя на самом деле мост красный. Была работа с несколькими морскими львами на каменистых островках. Но мои глаза выхватили из всего многообразия одну картину. Ты ее знаешь: «Долина забвения». Там висело больше десятка ее вариантов: на некоторых был изображен закат, на других — рассвет, на одних гроза только собиралась, на других она уже покидаю долину. На одной из картин долину устилал ковер из фиолетовых цветов. На другой цветы были голубыми. На нескольких в промежутке между горами виднелся миниатюрный золотой город, подсвеченный небесным сиянием.
Ты будешь рада узнать, что твоя дочь проницательный зритель. Она заметила, что Лу Шин специализируется на радостных сценах. Показав на одну из копий «Долины забвения», она спросила, может ли он нарисовать такую же, но побольше, и добавить птиц в небе. Он сказал, что с легкостью может это сделать и что часто разнообразит картины по заказу клиентов. Наша коварная девочка заявила: «Я так и думала». Затем он спросил, действительно ли она хочет, чтобы он нарисовал ей картину, но она отказалась, сказав, что «просто хотела узнать, как вы зарабатываете на жизнь». Он понял, что она имеет в виду, и мне стало его жаль. Я вспомнила, что когда-то он сам признался мне в письме, что считает себя крайне посредственным художником без глубины духа, и он знает о себе достаточно, чтобы разочароваться в жизни. И с этого момента я больше не могла на него злиться. Я его жалела.
После того как мы вышли из галереи, Флора сказала, что Лу Шин — не настоящий художник. Все его работы — только копии чужого искусства, заявила она, и не самые хорошие копии. «При взгляде на них кажется, что истина, заключенная в этих картинах, выцветает от фальшивого счастья, — продолжила она, — вот только это совсем не счастье, и оно хуже фальшивки. Оно опасно».
@
Верный, я и Волшебная Горлянка отправились в порт, чтобы встретить Флору и мою мать. У меня кружилась голова, и я едва могла дышать. Я снова попросила Верного и Волшебную Горлянку быть осторожнее со словами. Я не хотела, чтобы они при Флоре упоминали о Вековечном, Фэруэтере или цветочных домах.
— Ты нам уже десять раз об этом сказала, — заметил Верный. — Я тоже нервничаю.
— Она узнает тебя сразу, как только увидит, — сказала Волшебная Горлянка, из-за чего я стала еще больше волноваться. — На фотографиях она очень похожа на тебя.
Сначала я увидела мать, а потом Флору. Они стояли на причале среди сотен пассажиров и рабочих-кули, разбирающих багаж. Я не могла рассмотреть ее лицо, видела только ее зеленую шляпку. Она была высокой — выше матери и окружающих людей, ростом примерно с Эдварда. Я смотрела, как она пробирается сквозь портовую сутолоку по направлению ко мне. И чем ближе она подходила, тем больше я замечала в ее лице сходство с Эдвардом, и выражение у нее было такое же серьезное. Она была так же сложена, с таким же цветом волос. Флора остановилась на некотором расстоянии от меня, показала на чемодан и кивнула кули. Я видела ее фотографии в возрасте семи, десяти, тринадцати и семнадцати лет и самую недавнюю из них, сделанную полгода назад, на которой она выглядела более взрослой. Но в своем сердце и памяти я хранила другой ее образ: хохочущего булькающего младенца и кричащей маленькой девочки, которую отрывали от меня. Я так долго жила с этими воспоминаниями, которые одинаково сильно рвали мне душу! Я представляла, какая она тяжелая, когда спит у меня на руках. И та малышка Флора была совсем не такой, как эта высокая молодая женщина в стильной одежде, с красной помадой и стрижкой каре.
Передо мной неожиданно возникла мать и порывисто меня обняла. За последние десять лет она сильно постарела. Волосы ее полностью поседели, и она стала ниже меня ростом. У нее была свежая стрижка, и она надела платье, которое шло к ее глазам. В этом виде она, должно быть, предстала перед Лу Шином, когда они встретились в галерее. Но она была все такой же бодрой, все такой же заботливой. Она помахала Флоре и показала на меня. Флора взглянула в мою сторону и кивнула. Выражение ее лица не изменилось. На нем не отразилось ни удивления, ни радости.