— Одну и ту же фразу, — повторила мать ровным голосом.
— Я писал и многое другое.
Она вернулась на диван и села на него, измученная, глядя отсутствующим взглядом в пространство.
— Почему ты наконец решился мне рассказать? Почему сейчас, а не раньше?
— Мой отец умер.
Она вздрогнула:
— Не сказала бы, что буду по нему скорбеть.
— В день отречения его хватил удар, после него он продержался всего шесть дней. Я написал тебе на следующий день после его смерти. Я почувствовал, что препятствие этому исчезло. Но я хочу тебя предупредить: у моей матери железная воля, сравнимая с волей отца. Своей он пользовался, чтобы завладеть тем, что желал. Мать же все силы отдаст, чтобы защитить семью. Наш сын — не только ее внук. Он — следующее поколение, которое понесет в будущее все накопленное со времени основания нашей династии. Возможно, ты не уважаешь наши семейные традиции, но ты должна понимать их достаточно хорошо, чтобы представлять последствия.
Лу Шин отдал матери конверт.
— Я написал здесь все, что, как я считаю, ты захотела бы узнать.
Она приложила нож для писем к конверту, но руки у нее так тряслись, что она выронила письмо. Лу Шин поднял его и вскрыл. Она вытащила из него фотографию, и я вытянулась на цыпочки, чтобы хоть краем глаза увидеть ее.
— Где в нем мои черты? — спросила мать. — Это и правда Тедди? Или ты снова играешь со мной? Если так, то я застрелю тебя…
Он что-то прошептал и показал на фотографию. Страдальческое выражение на ее лице сменилось улыбкой.
— Какой он серьезный… Неужели я именно так и выгляжу? Он больше напоминает тебя. Выглядит совсем как китаец.
— Ему уже двенадцать лет, — произнес Лу Шин. — Счастливый мальчик. И избалованный, даже чересчур. Бабушка относится к нему так, будто он — император.
Голоса их понизились до нежного шепота. Он положил ладонь ей на руку, и на этот раз она не оттолкнула его, только посмотрела с болью в глазах. Он погладил ее по щеке, и она упала в его объятия и разрыдалась, а он нежно обнял ее.
Я отвернулась и плюхнулась на пол, уставившись в угольно-черную пустоту, наполненную всевозможными страхами. Все так быстро изменилось. У нее есть сын, которого она любит больше, чем когда-либо любила меня. Я снова и снова прокручивала в голове все, что она сказала. У меня появлялись всё новые вопросы, и каждый из них беспокоил еще больше, чем предыдущий. Я почувствовала, что мне становится дурно. Ее сын тоже был смешанных кровей, однако выглядел как китаец. А этот мужчина, мой отец, от которого мне достались глаза и щеки, даже не потрудился ввести меня в свою семью. Он никогда меня не любил.
Я услышала в кабинете шелест и снова повернулась к щели между портьерами. Мать уже гасила лампы, и я ничего не могла разглядеть. Дверь кабинета закрылась, а секунду спустя я услышала, как открывается и закрывается дверь спальни. Лу Шин и фотография Тедди тоже отправились с ней в спальню? Я почувствовала себя покинутой, оставленной наедине с мучившими меня вопросами. Мне хотелось оказаться в своей комнате, чтобы оплакать себя. Я потеряла свое место в мире. Для матери я была всего лишь второй по значимости, а для Лу Шина — ненужной помехой. Но я не могла покинуть комнату, пока по коридору и залу сновали слуги. Если Золотая Голубка увидит, что я отсюда выбираюсь, она потребует ответа, что я там делала. А я не хотела ни с кем говорить о том, что сейчас чувствовала. Я легла на постель и завернулась в одеяло. Мне придется ждать до начала вечернего приема, когда все спустятся в гранд-салон. И прямо с этой минуты я начала усиленно жалеть себя.
Через несколько часов меня разбудил отдаленный скрип открывающейся двери. Я подбежала к окну и посмотрела сквозь оконный переплет. Небо было темно-серым, значит, скоро рассвет. Я услышала, как открылась и закрылась дверь кабинета, и подошла к застекленным дверям. Мужчина стоял ко мне спиной, а лицо матери я видела у него за плечом. Он нежно что-то ей нашептывал. Она отвечала высоким, девичьим голосом. Сердце у меня заныло от тоски. Для других у матери было столько чувств, столько нежности и счастья. Лу подался к ней, она склонила голову, и он поцеловал ее в лоб. Он приподнял ее лицо и произнес еще несколько нежных слов, от которых на ее лице возникла улыбка. Она казалась почти смущенной. Я никогда не знала, что она может быть такой разной, что она может испытывать боль и отчаяние, а теперь я увидела ее еще и застенчивой.