Гримвуд был потрясен. Какое-то время он стоял недвижим, обратившись в изваяние, едва дыша. Все было как во сне. Животное медленно наклонило голову, чуть повернуло ее, чтобы лучше разглядеть человека. Он видел широко расставленные сильные ноги, могучие мышцы плеч. Размерами и статью лось поражал воображение. А о подобных рогах он и мечтать не мог: поистине редкостные, превосходящие все мыслимые представления. «Самый большой лось в мире» — крутилась в голове фраза. Где это он слышал ее?
Но что самое удивительное, Гримвуд не стрелял. Мало того, он не испытывал ни малейшего желания стрелять. Привычный инстинкт, обычно мгновенно просыпающийся, на сей раз молчал. Стремление убить исчезло. Поднять ружье, прицелиться, выстрелить почему-то стало невозможным, абсолютно невозможным. Гримвуд не шевелился. Человек и лось смотрели друг на друга в безмолвии долины. Вдруг послышался глухой удар. Это ружье выскользнуло из пальцев и упало на мох. И лось тронулся с места. Неспешно подошел к человеку, наклонил великолепную голову, едва не коснувшись его плечом, гигантские рога оказались совсем рядом. Гримвуд мог потрогать их руками. Но он видел лишь рану на левом плече лося, сочащуюся кровью. И сожалел о том выстреле. Лось же обнюхивал ружье.
Затем, подняв голову, шумно втянул воздух, окончательно лишив Гринвуда надежды, что все это лишь сон. Посмотрел в лицо человеку большими карими глазами, блестящими, не ведающими страха. Резко повернулся и, быстро набирая скорость, умчался прочь, скрывшись в зарослях. Ноги англичанина подкосились, он тяжело опустился на землю…
Похоже, потом он спал, спал долго и крепко. Наконец сел, потянулся, протер глаза. День клонился к вечеру. Он понял, что проголодался. В карманах у него были вяленое мясо, сахар, спички, чай. На поясе висел маленький котелок, с которым он никогда не расставался, отправляясь на охоту. Сейчас он разожжет костер, вскипятит чай, поест…
Но ничего этого он не сделал. Лишь сидел и думал, думал… О чем? Он не знал, не мог точно сказать. Какие-то видения пролетали перед его мысленным взором. Кто он, где он? Это Долина зверей, тут сомнений не было, но в остальном… Давно ли он здесь, откуда пришел, зачем? Вопросы не ждали ответов, рождаясь в голове помимо его воли и не вызывая ни малейшего интереса. Он ощущал лишь счастье, покой, безмятежность.
Гримвуд огляделся, и вновь был зачарован красотой девственного леса. Лишь журчание воды да шелест ветерка в листве и хвое нарушали тишину. Над головой, выше деревьев, небо окрасилось пурпуром заката. Он видел лениво парящих канюков. А вот пролетел алый вьюрок. Скоро заухают филины, и темнота упадет, как мягкая черная шаль, скрывая все вокруг, а небо высветится мириадами звезд…
На земле что-то поблескивало: это был ствол ружья. Гримвуд начал подниматься, еще не зная, что собирается делать. При виде оружия какое-то воспоминание шевельнулось в голове, затем померкло бесследно.
— Я… я… — пробормотал он, но так и не закончил фразы. Имя его исчезло из памяти.
— Я в Долине зверей, — произнес он вместо тех слов, что искал, но не смог найти.
Он в Долине зверей — вот единственное, что он знал наверняка. Знакомый звук, известный, но он никак не мог соотнести его с чем-то еще. Тем не менее он встал, сделал несколько шагов, потом наклонился и поднял блестящий кусок металла — свое собственное ружье. Внимательно рассмотрел, чувствуя, как его захлестывает отвращение. Затем, повинуясь внезапному импульсу, размахнулся и бросил ружье в воду.
С шумным всплеском ружье исчезло, по поверхности пошли широкие круги. И в то же мгновение Гримвуд увидел большого гризли, сидевшего на берегу ярдах в двенадцати от того места, где стоял он сам. Гризли тоже услышал всплеск, от неожиданности отпрыгнул, но затем вернулся и двинулся к англичанину. Подошел вплотную. Его мех терся об одежду Гримвуда. Медведь обнюхал человека. Поднялся на задние лапы, вывалив розовый язык, затем опустился и вперевалочку побежал на берег. Гримвуд почувствовал на своем лице дыхание зверя, но совершенно не испугался. Гризли был удивлен появлением незнакомца, но не испытывал к нему вражды. Мгновение — и медведь исчез из виду.
— Они никогда не видели… — Гримвуд поискал в памяти слово «человек», но не обнаружил его. — На них никогда не охотились.
Слова кружились в его мозгу, хотя он не совсем понимал их значение. Они возникали спонтанно, в них слышалось что-то знакомое. А в глубинах души рождались чувства — тоже знакомые, естественные, о которых он, казалось, давным-давно позабыл.
Что они означают? Откуда исходят? Далекие, как звезды, они дремали в нем, в его крови и плоти. Давно, давным-давно…
Когда же это было?
Думалось ему с трудом, а ведь когда-то мысли бежали легко и плавно. И долго думать он не мог: накатывала невероятная усталость.
Этот огромный, ужасный медведь — и полное отсутствие страха, когда тот дыхнул ему в лицо, потерся шерстью о ногу. Однако он по-прежнему чувствовал, что его подстерегает опасность, хотя, конечно, не здесь. Где-то еще. Где-то его поджидали неприязнь, враждебность, кто-то строил против него злобные планы, равно как и против этого великолепного зверя, что обнюхал его и убежал, не видя в нем врага. Да-да, кто-то готовился напасть на него тщательно готовился, явно угрожая его жизни, но… но не здесь. Здесь он в безопасности, здесь — мир и покой. Здесь он счастлив. Он мог идти, куда желала душа, не косясь тревожно в глубины леса, не прислушиваясь к каждому звуку, не ловя носом незнакомые запахи. Он все чувствовал, но не думал. И еще хотелось есть и пить.
Что-то внутри подтолкнуло его к действию. Котелок лежал у ног Гримвуда, и он поднял легонькую жестянку, спички в железном футляре с наворачивающейся крышкой, надежно защищающей от сырости, он держал в руке. Сложив несколько сухих веток, он наклонился, чтобы поджечь их, и отпрянул в страхе, причин которого пока не понимал.
Огонь. Что есть огонь? Отвратительное чудище, как можно вызывать его к жизни? Гримвуд уже боялся огня. Металлический футляр полетел вслед за ружьем и, блеснув в лучах заходящего солнца, скрылся под водой. Глянув в котелок, Гримвуд понял, что вещь эта ему уже не нужна, как, впрочем, и темное сухое вещество, чем-то напоминающее песок, которое он собирался бросить в кипящую воду. К котелку и черному песку он не испытывал ни отвращения, ни страха, просто они ему больше не требовались. Он забыл, да, забыл, для чего они предназначены. Эта странная забывчивость растекалась все шире, заполняя собой все его существо. Но по-прежнему мучала жажда.
Мгновение — и он уже у кромки воды, у ручейка, вырывающегося из запруды. Он собирался было наполнить котелок, но замер в нерешительности, отставил котелок и прошел на пару ярдов вверх по течению. Там лег на живот, нашел крохотную заводь, начал пить эту холодную, освежающую воду. Однако он, сам того не сознавая, не пил. Лакал.
Затем, не поднимаясь с земли, он съел вяленое мясо и сахар, которые достал из карманов, вновь полакал водицы и переместился на сухую землю под деревьями. Двигался он на всех четырех, не поднимаясь на ноги, а найдя удобное место, свернулся калачиком и закрыл глаза. Ни единого вопроса не возникло у него. Из всех чувств остались лишь покой и удовлетворенность…
Гримвуд пошевелился, встряхнулся, приоткрыл глаз и увидел, нет, почувствовал еще в полусне, что он не один. На полянках перед ним, в тени деревьев, за спиной слышались легкие шаги, мелькали темные тела. Со всех сторон к нему сходились звери, а в вышине, в безоблачном небе плыл лунный серп. И свет бесчисленных звезд искорками отражался в сотнях глаз. Казалось, ожила вся долина.