Камрад махнул мне рукой и пошёл искать Басту, а ухмыляющийся конвойный снова повёл меня, придерживая за локоть и не снимая руки с АПСа на бедре. Пройдя площадку, отведённую под автопарк, мы подошли к стоящим рядом друг с другом контейнерам. К таким, которые перевозят на огромных торговых судах. Подойдя к одному из них, на котором трафаретом была нарисована цифра «4», конвойный приказал:
— Руки на контейнер! Стой и не вздумай сорваться с места. Территория огорожена и охраняется, а с пулей в ноге тебе будет некомфортно.
Я, и не думая сбежать, молча повернулся к контейнеру и положил на него руки, но сразу же одёрнул их назад — железо было нестерпимо горячее.
— Руки, я сказал! — снова рявкнул мой «поводырь».
— Да горячо, блядь!
— А мне похуй! Терпи!
Я сжал зубы и положил ладони на горячую дверь контейнера. Обшмонав меня по всем швам и карманам, боец спросил, показывая зажигалку на своей ладони:
— Это что?
— Гаечный ключ. Зажигалка, ты что, сам не видишь?
— Вижу, не выёбывайся! Зачем она тебе?
— Курить люблю.
— А сигареты тогда где?
— Закончились.
Посмотрев на меня ещё немного, он спрятал зажигалку в свой карман со словами:
— Нельзя тебе её здесь иметь. Вдруг захочешь сбежать, шмотки свои подожжёшь для кипиша, или заебёт всё, и просто угореть решишь. Короче, изымаю. А ты так и стой!
Я стоял и слушал, как он звенит ключами и кряхтит, чтобы открыть засовы двери. Наконец, со скрипом, металлическая дверь открылась.
— Заходи!
Я повернулся, и в лицо мне ударил жар из железной коробки, разогретой под палящим солнцем. Вдобавок к жару, как из духовой печи, в нос ударила вонь.
— Давай, заходи, шутник. Я скоро тебе воду принесу. В вентиляционное отверстие над дверью сброшу.
Я заглянул внутрь. Метров шесть в длину. Пол устелен фанерными листами. Сразу же за дверью стояло пластиковое ведро, служившее, судя по всему, туалетом. В дальнем углу лежал старый армейский ватный матрас, на котором валялся замусоленный бушлат. Вот и всё убранство.
— Ваш люкс, сэр! — вертухай откровенно злорадствовал. —
Для заказа омаров и шампанского нажмите кнопку «О» на телефоне!
Не глядя в его сторону, я зашёл внутрь, и железный занавес за мной сразу же закрылся. Оказавшись в темноте, я зажмурил глаза, чтобы они быстрее к ней привыкли. Когда открыл, было уже легче ориентироваться. Вентиляционных отверстий оказалось два. Одно над дверью контейнера, второе — напротив, в верхней части дальней стены. Первым делом я стал снимать с себя горку и мокрую насквозь от пота термуху.
«Лох какой-то, а не конвойный, — думал я, снимая берцы, не прошедшие шмон, — я в них мог и нож пронести, а он к зажигалке пристал».
Раздевшись до трусов и отбросив в сторону бушлат, я разложил горку на матрасе, к которому я брезговал прикасаться голым телом, и стал искать подходящее для сушки термухи место. На швах стен и потолка я заметил несколько петель, видимо, для крепежа грузов при перевозке. Продев в них рукав и штанину термухи, я оставил её сохнуть, а сам прилёг на матрас.
«М-да, Лёха… — сказал я сам себе, — давненько ты под арестом не был…»
Действительно, под арестом я был только в армии на гауптвахте, куда попадал дважды за срочную службу за неуставняк. Зная, как в таком месте тянется время, я уже понимал, что подумать и повспоминать мне будет много чего. Но этот запах… Чтобы его не сильно ощущать, можно было дышать ртом, но это грозило ещё большим сушняком, чем тот, который у меня уже был. Так что мне ничего не оставалось, как дышать этой вонью от параши со смесью запаха немытых тел и разлагающегося матраса. Также до меня стал доходить смысл того, зачем Камрад посоветовал мне взять с собой термуху. Днём под солнцем контейнер дико нагревался. Ночью — наоборот. Железная коробка будет аккумулировать холод, и внутри мне будет весело…
Духота давила на мозг и заставляла всё тело обильно потеть. Чтобы минимизировать это, я просто лёг поверх своей горки и уставился в потолок. Глаза уже совсем привыкли к сумраку в контейнере, и от нечего делать я стал считать рёбра жёсткости на потолке. В этот момент со стороны двери что-то зашуршало, и я увидел, как в вентиляционный проём протискивается пластиковая бутылка. Через секунду она гулко упала внутрь. Обувшись, я подошёл к двери и поднял упавшую полторашку с водой. Вода была тёплой, но на колу со льдом я и не рассчитывал. Выпив сразу треть, я вернулся к матрасу и повалился на него. Возможно, жара, а возможно, и недосып в последнее время стали нагонять на меня сон. Я проваливался в него, просыпался в липком поту, пил воду и снова проваливался. После второго такого пробуждения я допил всю воду, так как сушило меня жёстко. Я совершенно не знал, какую меру воды мне решили выделить по моему наказанию, и гнал эти мысли прочь, стараясь снова уснуть. Наконец я вырубился.