Я поел, откинулся на спинку кресла и задремал.
Так и продремал до самого Триполи.
Проснулся, когда стало закладывать уши. Выпил нарзану, помогает.
Сели.
Самолет стал выруливать. Гляжу в иллюминатор. Все честь по чести — почётный караул, толпа встречающих, флаги, транспаранты, красная дорожка по бетону нового аэродрома. Нового — потому что его только летом ввели в строй. Взлетная полоса соответствует лучшим мировым стандартам. Я уже тут был, в сентябре.
Из правительственного самолета выходят строго по протоколу. Меня в протоколе нет, и потому я выйду после всех, вместе со стюардессами. Так мне сказал Автандил Вахтангович, протокольный начальник. По-старому церемониймейстер.
Я не против. Со стюардессами так со стюардессами. Девушки красивые, стройные, симпатичные. С ними прогуляться — одно удовольствие. Вопрос только, куда мы пойдём гулять.
В иллюминатор я наблюдал встречу. Муаммар у трапа, неподалеку Майков и прочие посольские люди, еще дальше корреспонденты с фотоаппаратами, кинокамеры на треногах, и прочие, и прочие, и прочие.
Я пил нарзан, а потом прошёлся по самолету, собирая оставленные газеты. «Литературку», «Советский Спорт», «Неделю», «Комсомолку» брал в первую очередь. Изрядная кипа получилась.
Делегация расселась по машинам. Белые, большие, открытые. Из тридцатых годов. Смотрятся волшебно.
Машины уехали, встречающие стали расходиться.
— Забыли? — чуть насмешливо спросила стюардесса, та, что приносила мне икру. — Человека забыли? Ничего, сейчас подъедет автобус, подкинем до гостинички.
— Вы в гостинице живете?
— Где ж еще. В город не ходим. Да у нас и денег нет — в город ходить. Телевизор смотрим, но ведь не понять ничего.
Тут как раз и подкатил автобус. Пазик. Желто-коричневый.
— Нам туда, — сказала стюардесса. По-видимому, с юмором девушка. Не жалела о потраченной икре. Да и чего жалеть, казённая.
Я повесил планшет на плечо — он у меня кожаный, офицерский, в нем паспорт и прочее нужное, — взял в руки газеты, килограмма два, прямо почтальон, и стал спускаться по трапу вслед за стюардессами.
Тут от здания аэропорта отъехал очередной роскошный белый кабриолет, подкатил прямо к трапу. «Испано-Сюиза». Водитель в форме капитана ливийской революции ловко вышел из машины, подбежал к трапу, отдал честь и поприветствовал собрата на родной земле. По-арабски, понятно.
Мы обнялись, это у арабов в порядке вещей, тем более, что я не в форме.
— Извините, девушки, с вами я как-нибудь в другой раз поеду, — сказал я стюардессам.
Моя стюардесса только нервно улыбнулась — похоже, я всё-таки персона непростая. Имею право на икру.
Я уселся рядом с собратом-капитаном, и мы тронулись.
По пути я попросил заскочить в госпиталь.
— Не заболел? — спросил капитан.
— Нет. Газеты передать. Там с газетами неважно, а тут сегодняшние, свежайшие.
— А, понятно, — и свернул к госпиталю.
В госпитале я провел минут десять, на бегу, и к Резиденции мы подъехали уже ближе к четырем, по местному времени.
Было тепло, как в Чернозёмске в начале сентября. Не жарко. И не холодно. Ветер легкий. Удачно прилетели. Так, видно, и задумано, летом-то жарко, а Леонид Ильич не мальчик.
У себя я принял душ и переоделся. В форму Капитана Ливийской Революции, да. С орденами. Из сейфа достал кобуру и пистолет, проверил, не заржавел ли. Не заржавел.
Вышел в коридор, где налетел на церемониймейстера.
— Вы где это пропадаете, Чижик, — зашипел он.
— А где я должен пропадать? Вы приказали мне оставаться в самолете, я и остался.
— Я попросил вас выйти последним, только и всего!
— Вот я и вышел. После стюардесс.
— А потом?
— А теперь. Теперь я здесь.
Автандил Вахтангович критически осмотрел меня: мундир, ордена, портупея, пистолет.
— Во что это вы вырядились? Представление давать собираетесь?
— Во что было, в то и вырядился. Чемодан-то мой где?
— Мне только за вашими чемоданами следить. Будет, будет чемодан. Вот только куда прикажете мне вас разместить? У нас и мест-то нет. В кладовку разве?
— Не волнуйтесь. У меня здесь собственный уголок.
— Уголок?
Тут по коридору словно горячий воздух пробежал. Или холодный. Это Каддафи с сопровождающими. Видно, смотрели, как разместили Леонида Ильича. У мусульман так принято — заботиться о гостях лично. Убедились, что все хорошо, справились, нет ли каких пожеланий, и оставили отдохнуть. Навязчивость мусульманам не свойственна.
Каддафи увидел меня. Я отдал командору честь, как полагается, и мы обнялись.