Из кратенькой инструкции я понял, что должен изображать из себя статую. Молчать, если не спросят, а спрашивать точно не будут. Сидеть смирно. Не чесаться, не сморкаться, не ерзать, не кашлять. Лучше бы и вовсе не дышать.
— Может, вы забыли, батоно Автандил, но у меня нет ни перемены белья, ни свежей рубахи, ни утреннего костюма.
— Обойдётесь тем, что есть. Вас никто нюхать не будет, — отрезал церемониймейстер, и вышел.
Но тут принесли из прачечной мою одёжку. Ура-ура. Вот такие небольшие радости и делают человека если не счастливым, то довольным.
Дипломатический завтрак — так, разминочка. Не насыщения ради, а осмотреть друг друга, обнюхать, и тут Автандил Вахтангович неправ, нюхают и буквально. Я один из советской делегации в форме. Остальные в штатском. Чем хорош мундир — он годится на все случаи жизни. И на приём, и в театр, и на бал. А у меня еще и ордена! Хоть на обложку журнала «Советский воин». «Замечательные качества советских людей проявляются и в рядах наших славных вооруженных сил. Здесь наша молодежь проходит настоящую закалку, здесь она не только усваивает организованность, дисциплину, но и проявляет высокую сознательность, самоотверженность, а подчас и настоящий героизм».
Я выпил маленькую, на две унции, чашечку арабского кофе и съел граммов пять рахат-лукума. Просто для сведения: кофе обладает мочегонным эффектом, помните об этом.
И потому непосредственно перед встречей тет на тет настоятельно рекомендуется а) много кофе не пить и б) по пути в зал переговоров освежиться.
Я-то ничего, а вот Леониду Ильичу за семьдесят. Гиперплазия простаты и все такое… С другой стороны, он сам знает, что ему делать.
Да и пил он не кофе, а зеленый чай. Советский. Протокол это допускает.
Хорошо. Пришли в зал переговоров. Брежнев, переводчик и я с советской стороны, Каддафи, переводчик и я с ливийской стороны. Да, да, и Брежнев и Каддафи заявили меня от своей делегации. Такое бывает редко, и только у стран, находящихся в самых тесных отношениях. То есть заявка на Большую Дружбу. А я — как символический железнодорожный костыль, что забивают в начале строительства большого пути.
Переговоры один на один — фикция. Присутствуют переводчики, как без них. Иногда присутствует обслуга — воды подать, к примеру. И такие костыли, как я. Но мы не в счет. Прежде, читал я, русские, французские и прочие барыни не стеснялись принимать ванну при лакеях, не от свободы нравов, а просто не считали их, лакеев, за людей. Не стесняются же котиков.
Вот и переводчики — лучшие из них работают так, что остается полное ощущение, что их и нет вовсе. Люди-невидимки.
Сижу тише травы, ниже воды. Слушаю. И то, что слышу, мне не очень нравится. Нет, Брежнев говорит хорошо, Брежнев говорит правильные вещи, но вот переводчик…
И Каддафи тоже не нравится. Поначалу приветливый и открытый, он на глазах стал ощетиниваться.
Брежнев тоже это заметил, и попросил перерыв. Тайм-аут. Пятнадцать минут. Дело житейское. Рядом с переговорной комнатой помещение для делегации. Ничего особенного — вода, фрукты, прочие пустяки. Туалетная комнатка тоже есть.
— Что это Каддафи хмурится? — спросил меня Брежнев, когда мы сели за столик.
— Вы переводчика вашего хорошо знаете? — задал встречный вопрос я.
Иваннинков встрепенулся, но Брежнев не обратил на него внимания.
— Переводчика? Нет, мой переводчик, Лунев, заболел. Сердце прихватило. А этот на подмене. А что, плохо переводит?
— Леонид Ильич, передайте, пожалуйста, салфетку, — попросил я Брежнева.
Брежнев передал.
— Вот видите? А ваш переводчик перевел бы «Подай салфетку!» Чувствуете разницу?
— Это неправда, что ты понимаешь! — начал волноваться горячий кавказский парень, но Брежнев оборвал его жестко:
— Молчать!
Иваннинков тут же замолчал.
— То есть…
— То есть в его переводе вы — это сержант, а Каддафи — новобранец. Диалог начальника и подчиненного. А восток дело тонкое, тут важны нюансы. Вот и обижается Муаммар. Любой бы обиделся.
— А ты мог бы переводить?
— Я не профессиональный переводчик. Но хамить точно не буду, — ответил я.
— Тогда давай, вперед. А с тобой мы потом разберемся, — бросил Брежнев Иваннинкову.
Мы вернулись в зал, минуту спустя вернулся и Каддафи.
— Ты вот что, Миша. Скажи ему, что переводчик не оправдал возложенных на него обязанностей, и получит то, что заслужил. Извинись за меня, мол, и на старуху бывает проруха.
Дальше переговоры шли коряво, переводчик я еще тот, но под конец все остались довольны. Ну, я так думаю. Речь шла о расширении работ по строительству систем орошения, и Брежнев согласился, что дело это нужное и первоочередной важности. Мы-де готовы. А под конец встречи, когда Каддафи намекнул о желании Ливии заполучить современный исследовательский ядерный центр, Брежнев ответил, что для настоящей дружбы препятствий нет. Каюсь, я добавил от себя «если на то будет воля Аллаха».