— А что он делал потом?
— Кажется, работал кем-то вроде импресарио.
— Знали ли вы, что его фамилия не Стевельс, как у брата, а Мосс? Вам объяснили почему?
— Да.
Фернанда ответила не сразу, вначале она взглянула на фотографию, которую Мегрэ положил на стол рядом с кофейными чашками, затем встала, чтобы выключить газ под кастрюлей с водой.
— Кое-что мне пришлось домыслить самой. Если бы вы, господин комиссар, спросили Франса, он бы, наверное, рассказал об этом подробней. Я уже говорила вам, что родители Франса были очень бедные люди, но это лишь часть правды. В действительности его мать занималась в Генте или, вернее, в пользующемся дурной славой предместье этого города тем самым ремеслом, которым прежде занималась и я. Но вдобавок она еще и пила. Мне кажется, что мать Франса была полупомешанная. У нее было семь или восемь детей, а кто отцы большинства из них, она так и не знала. Франс, когда вырос, сам выбрал себе фамилию Стевельс, а мать носила фамилию Мосселар.
— Она еще жива?
— По-моему, умерла. Но Франс об этом не говорит.
— Поддерживает ли Стевельс отношения с братьями и сестрами?
— Не похоже, чтобы он с ними общался. Навещает нас один Альфред, да и то это бывает очень редко. Судя по всему, у Альфреда периоды преуспеяния чередуются с периодами нищеты, так как иногда он имеет цветущий вид и хорошо одет, приезжает на такси и привозит подарки. А временами, когда является к нам, выглядит очень уж жалко.
— Когда вы видели Альфреда Мосса в последний раз? — спросил Мегрэ.
— Дайте подумать… Ну по меньшей мере месяца два назад.
— Он обедал у вас?
— Конечно, как всегда.
— Скажите, пожалуйста, не пытался ли ваш муж под каким-либо предлогом отсылать вас из дому во время визитов брата?
— Нет. А зачем? Бывало, они оставались в мастерской вдвоем, но я слышала снизу, из кухни, все, о чем там говорилось.
— О чем же братья беседовали?
— Да так, о том о сем. Альфред любил вспоминать время, когда он работал акробатом в цирке. Вспоминал страны, в которых побывал. Обычно именно Альфред намекал на какие-то случаи из их детства, вскользь упоминая и о матери. Поэтому я кое-что о ней и знаю.
— На много ли Мосс младше Стевельса?
— На три или четыре года. Иногда Франс провожал Альфреда до угла, и тогда, естественно, я не слышала, о чем они говорили.
— Обсуждали ли братья когда-нибудь деловые вопросы?
— Нет, никогда.
— Приводил ли к вам Мосс друзей или подруг?
— Нет, при мне он всегда бывал у нас один. Кажется, Альфред был когда-то женат, но я в этом не уверена, хотя, по-моему, он намекал однажды на это. Во всяком случае, Альфред любил какую-то женщину и страдал от этой любви.
В маленькой кухне без окон, которая всегда освещалась электричеством, было тепло, уютно и спокойно. Мегрэ хотелось, чтобы тут оказался и Франс Стевельс, дабы он смог с ним поговорить, причем столь же непринужденно, как и с его женой.
— В прошлый раз вы сказали мне, госпожа Стевельс, что муж без вас не ходил никуда. Но ведь ему время от времени приходилось наведываться в банк.
— Ну, какой же это выход в город! Банк в двух шагах от нас, на той стороне площади Вогезов.
— Значит, вы со Стевельсом были с утра до ночи вместе?
— Можно сказать, что так. Я, конечно, ходила за продуктами, но всегда в ближайшие магазины. Раз в месяц, правда, ездила в центр за какими-нибудь покупками. Вы же сами видите, господин Мегрэ, что я не кокетка.
— Разве вы никогда не навещали родственников?
— Кроме матери и сестры, у меня в Конкарно нет никого. Но и к ним я съездила только потому, что получила известную вам ложную телеграмму.
Казалось, Мегрэ был несколько раздосадован.
— Словом, у вас не было определенного дня, когда бы вы обязательно уходили из дому?
— Нет. Но, конечно, кроме дня стирки.
— Разве дома вы не стираете?
— Где ж тут стирать? Ведь за водой надо подниматься в мастерскую, да и развешивать белье в мастерской невозможно, а в подвале оно не высохнет. Летом раз в неделю, а зимой раз в две недели я отправляюсь стирать в плавучую прачечную на Сене.
— В какую именно?
— Неподалеку от сквера Вер-Галан. Стирка занимает у меня полдня. На следующий день я забираю белье — оно уже сухое и его можно гладить.
Услышав это сообщение, Мегрэ явно расслабился, с удовольствием раскурил трубку, и взгляд его оживился.
— Значит, раз в неделю летом и раз в две недели зимой Стевельс оставался здесь на весь день один?
— Нет, конечно, не на весь день.
— Когда же вы отправлялись в прачечную — утром или во второй половине дня?
— Во второй половине. Я пробовала было ездить туда по утрам, но из-за домашних дел это оказалось не совсем удобно.
— А брали ли вы с собой ключ от входной двери?
— Конечно, брала.
— Часто ли вам приходилось им пользоваться?
— Что вы имеете в виду, господин комиссар?
— Госпожа Стевельс, я хочу знать, случалось ли вам, вернувшись из прачечной, не заставать мужа дома?
— Редко.
— И тем не менее — случалось? — настаивал Мегрэ.
— Пожалуй, что да.
— Это было недавно?
Мегрэ и Фернанда, видимо, подумали об одном и том же, поскольку она после некоторого колебания сказала:
— На той неделе, когда я ездила в Конкарно.
— В какой день недели у вас стирка?
— В понедельник.
— Стевельс возвратился домой намного позже вас?
— Ненамного, пожалуй, через час.
— Вы узнали у него, где он был?
— Я у него никогда ни о чем не спрашиваю. Франс полностью свободен — уж мне ли задавать ему вопросы?!
— Не знаете ли вы случайно, госпожа Стевельс, был ли ваш муж где-нибудь поблизости от дома или уезжал в другой район Парижа? Разве вы не беспокоились?
— Когда Франс возвратился домой, я стояла на пороге мастерской и видела, что он вышел из автобуса на остановке на углу улицы Фран-Буржуа.
— Откуда шел автобус — из центра или от Бастилии?
— Из центра.
— Насколько я могу судить по этой фотографии, оба брата одинакового роста, не правда ли?
— Да, но Альфред кажется более худым, так как лицо у него продолговатое. И к тому же он более крепкого сложения, чем Франс. Однако лица у них абсолютно непохожие, разве что оба рыжие. Но зато со спины сходство поразительное, так что даже я иногда их путала.
— Как обычно был одет Альфред, когда приходил к вам?
— Я же говорила вам, господин комиссар, — как когда…
— Как вы думаете, приходилось Моссу одалживать у брата деньги?
— Порой я об этом подумывала, но теперь мне кажется, что вряд ли. Во всяком случае, в моем присутствии разговор об этом никогда не заходил.
— Когда в последний раз Мосс приходил к вам, на нем был синий костюм?
Фернанда посмотрела комиссару прямо в глаза. Она поняла.
— Я почти уверена, что Альфред был в темном костюме, но скорее в темно-сером, чем в синем. Когда живешь при электрическом освещении, не обращаешь внимания на цвета.
— Как вы с мужем распоряжались деньгами?
— О каких деньгах вы спрашиваете?
— Стевельс давал вам деньги на хозяйство раз в месяц?
— Нет, когда у меня деньги заканчивались, я просила у него еще.
— И Стевельс молча вам давал деньги?
Фернанда порозовела.
— Франс — человек рассеянный, и ему всегда казалось, что накануне он уже дал мне денег. Поэтому он всегда с удивлением говорил: «Как, опять?»
— А на ваши личные расходы — на платья, на шляпки?
— Но ведь я трачу так мало!
Вдруг Фернанда сама начала задавать комиссару вопросы, словно она давно ждала удобного момента.
— Конечно, господин Мегрэ, я не так умна, — заговорила Фернанда, — но и не такая уж дурочка, хотя бы потому, что меня за минувшее время подолгу допрашивали вы, ваши инспекторы, а вперемежку с этим расспрашивали журналисты, ближние и даже дальние соседи. Недавно, например, семнадцатилетний юноша, изображая из себя детектива-любителя, остановил меня на улице и стал задавать вопросы, вычитывая их из своей записной книжки… Так что ответьте мне, господин комиссар, честно и прямо: вы действительно считаете Франса виновным?