Переплетчик носил очки с толстыми стеклами в стальной оправе. Его густые, довольно длинные волосы растрепались, а галстук сбился набок. Он оказался образованным, начитанным человеком, спокойным и рассудительным.
— Как вы объясните тот факт, что в топке вашего калорифера найдены человеческие зубы?
— Никак.
— Возможно, у вас или у вашей жены не так давно выпадали зубы?
— У жены не выпадали, а у меня они искусственные.
Он вынул изо рта протезы, потом привычным движением руки вставил их обратно.
— Что вы делали шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого февраля?
Допрос производился двадцать первого вечером, после посещения улицы Тюренна Лапуантом и Люка.
— Была ли среди этих дней пятница?
— Да, шестнадцатого.
— Значит, я, как обычно по пятницам, ходил в кинотеатр «Сен-Поль» на улице Сент-Антуан.
— С женой?
— Да.
— А что вы делали в остальные дни?
— В субботу днем Фернанда уехала.
— Куда?
— В Конкарно.
— Поездка намечалась заранее?
— Ее мать-инвалид живет с дочерью и зятем в Конкарно. В субботу утром мы получили телеграмму от сестры моей жены — Луизы, в которой сообщалось, что мать внезапно тяжело заболела. Вот Фернанда и помчалась с первым же поездом в Конкарно.,
— Не позвонив предварительно им по телефону?
— Телефона у них нет.
— Матери было очень плохо?
— Нет, она вообще не была больна. И никакой телеграммы Луиза не посылала.
— Кто же телеграмму послал?
— Нам это неизвестно.
— Раньше когда-нибудь вас уже подобным образом разыгрывали?
— Нет, никогда.
— Когда ваша жена возвратилась домой?
— Во вторник. Она решила побыть пару дней у родных, раз уже все равно в Конкарно приехала.
— Что делали в это время вы?
— Работал.
— Один из соседей говорит, что в воскресенье из вашего дымохода весь день валил густой дым.
— Вполне возможно. Ведь было холодно.
Действительно, в воскресенье и понедельник в Париже похолодало, а в пригородах даже подморозило.
— Как вы были одеты в субботу вечером?
— Так же, как сегодня.
— После закрытия мастерской к вам никто не приходил?
— Никто. Лишь один клиент зашел за книгой. Его фамилию и адрес вам назвать?
Посетитель оказался человеком известным. Это был член общества «Сто библиофилов». С легкой руки защитника Стевельса — Лиотара — газеты вскоре заговорили об этом клиенте переплетчика и о других членах общества библиофилов, большинство из которых были людьми весьма влиятельными.
— Консьержка госпожа Салазар слышала в субботу около девяти часов вечера, как кто-то стучал в вашу дверь и при этом несколько человек оживленно беседовали.
— Возможно, на улице кто-то разговаривал, но я к этому отношения не имел. К тому же, если прохожие действительно были столь возбуждены, как утверждает госпожа Салазар, кто-то из них мог случайно толкнуть мою дверь.
— Сколько у вас костюмов?
— Раз у меня только одно туловище и одна голова, то мне достаточно одного костюма и одной шляпы, не считая старых брюк и свитера, в которых я работаю.
Вот тогда-то допрашиваемому и показали темно-синий костюм, извлеченный из его шкафа.
— А что это такое?
— Этот костюм мне не принадлежит.
— Каким же образом он очутился в вашем шкафу?
— Этого костюма я никогда не видел. Его могли подбросить в мое отсутствие. Ведь я сижу здесь уже шесть часов.
— Попрошу вас примерить пиджак.
Пиджак оказался Стевельсу впору.
— Взгляните на эти пятна. Они, правда, похожи на ржавчину, но это кровь. Причем человеческая кровь, как утверждают судебные эксперты. Кто-то безуспешно пытался удалить пятна.
— Мне неведомо, что это за костюм, откуда он взялся.
— Торговка зонтиками госпожа Ранее говорит, что часто видела вас в синем костюме, особенно по пятницам, когда вы отправлялись в кино.
— У меня действительно был другой костюм, синий, но я от него избавился уже больше двух месяцев назад.
После допроса Мегрэ помрачнел. Он долго беседовал о чем-то со следователем Досеном, а потом оба отправились к прокурору, и тот дал ордер на арест Стевельса.
— Судебные эксперты пришли к единодушному согласию. Остальное — ваше дело, Мегрэ. Действуйте. Выпускать на свободу этого типа нельзя.
На следующий день на горизонте дела Стевельса возник адвокат Лиотар и с тех пор, словно сторожевой пес, по пятам ходил за Мегрэ.
Среди многочисленных газетных заголовков особо выделялся такой:
«ЧЕМОДАН-ПРИЗРАК».
Дело в том, что молодой Лапуэнт утверждал, будто, осматривая под видом работника службы санитарного контроля мастерскую Стевельса, он заметил рядом с рабочим столом переплетчика коричневый чемодан.
— Это был обычный дешевый чемодан. Я даже о него споткнулся и при этом слегка ушибся. Сразу я не сообразил, отчего почувствовал боль, но потом, отодвигая чемодан, понял, в чем дело: он был ужасно тяжелый.
Однако в пять часов пополудни, когда Люка производил обыск, чемодана уже не было. Вернее, чемодан-то был — и как раз дешевый коричневый, но Лапуэнт уверял, что чемодан не тот.
— Этот чемодан я брала с собой в Конкарно, — сказала Фернанда. — У нас не было никогда другого чемодана. Мы ведь не любители путешествовать.
Однако Лапуэнт упорствовал. Он божился, что это совсем другой чемодан, а тот, первый, был светлее, и ручка у него была обмотана шпагатом.
— Если бы я хотел починить чемодан, — возражал Стевельс, — я не стал бы пользоваться шпагатом. Поймите, я переплетчик, работа с кожей — моя профессия.
Вскоре Филипп Лиотар обратился за характеристикой Стевельса к библиофилам, которые подтвердили, что он один из лучших переплетчиков в Париже, а быть может, и самый лучший. Ведь ему доверяют тонкую работу, в частности реставрацию старинных фолиантов.
Словом, все свидетельствовало о том, что Стевельс — человек положительный, большую часть жизни проведший в своей мастерской. Безуспешно копалась полиция и в его прошлом, стремясь найти хоть какие-нибудь компрометирующие факты. Правда, никуда не денешь историю с Фернандой: Стевельс познакомился с ней, когда она занималась проституцией. Но ведь он помог ей это занятие бросить. С тех давних пор и о Фернанде не удалось обнаружить ничего предосудительного.
Уже четыре дня Торранс сидел в Конкарно. На почте ему дали оригинал телеграммы — она была написана печатными буквами. Приемщица вроде бы припоминала, что депешу отправляла женщина, и Торранс трудился не покладая рук — составлял списки всех, кто приехал незадолго перед тем в Конкарно из Парижа, да и опрашивал чуть ли не по двести человек ежедневно.
— Так называемой непогрешимостью комиссара Мегрэ мы сыты по горло, — заявил адвокат Лиотар одному из журналистов. И указал на историю с дополнительными выборами в третьем округе, которая вполне могла бы подтолкнуть кое-кого к развязыванию политического скандала. Следователю Досену тоже доставалось, и эти нападки, далеко не всегда деликатные, часто вгоняли его в краску.
— У вас пока нет никакой зацепки?
— Ищем. В этом деле заняты десять наших сотрудников, иногда подключается еще кое-кто. Работы у нас невпроворот, ведь некоторых свидетелей мы допрашивали по двадцать раз. Люка надеется найти портного, который сшил синий костюм.
В полицию, поскольку дело Стевельса получило широкую огласку, поступали ежедневно сотни писем. Почти все они наводили на ложный след и заставляли сыщиков терять массу времени. Тем не менее любые сведения тщательно проверялись. Выслушивали даже сумасшедших, которые уверяли, будто могут сообщить нечто важное.