— Полегче, полегче, — осадил его Корбетт, — очень уж не зарывайся.
— Я всегда зарывался, — сказал Боральский. — Первая собака, которую я задавил, оказалась любимой сучкой сенаторской дочери. Дочка жила в Сен-Луисе, а собачонку я укокошил в Далласе — девица там забавлялась с одним парнем, слегка почистившим кассу Флойт-банка. Две тысячи мне заплатили, чтобы я придержал при себе статейку на десять строк.
— Ладно, поляк, — проворчал Корбетт, — я знаю, что ты парень не промах. Смотри, чтобы здесь не промахнуться, потому что я не хочу, чтобы папаша Элфид наточил на нас зуб. Я бы предпочел боксировать сорок пять раундов против Фрэзера, чем заиметь такого врага, как Элфид.
Боральский, встав, вынул смятую статью из кармана.
— До скорого, патрон, завтра приду в одиннадцать и захвачу Смоки. Обязательно будет что-то новенькое.
— Без этого можешь не заявляться, — сказал Корбетт.
Он смотрел, как закрывается дверь. Этот Боральский!
Без царя в голове, но нет второго такого пройдохи, а уж о бейсболе лучше его никто не пишет. Жаль, что за один вечер пропивает то, что заработал в три месяца. Бывали дни, когда он не мог заплатить даже за яйцо без соли в самой захудалой пивнушке Уорлока, улицы бродяг.
Встряхнувшись, Корбетт быстро просмотрел статью Бо-ральского. Написано лихо, у парня был хороший сильный удар, и бил он метко. Нажал на кнопку внутреннего.
— Переделываем номер… да… целиком. Все страницы о деле Крэнсона. Давайте пошевеливайтесь.
Отпустив кнопку, он встал в стойку, полусогнув свои кривые ноги, и дал серию из трех прямых по своей прыгающей тени. Затем посмотрел на фотографию Уолкотта, боксирующего в Мэдисон Сквэр Гарден.
— Старина, — сказал он, — спорим, что в пяти раундах ты и трех раз меня не коснешься.
Он чувствовал себя в отличной форме.
Крэнсон, раздавив пальцами окурок, взял пачку и разочарованно скомкал ее. Райнер, не поворачивая головы, вынул из кармана свою и хотел было протянуть ее шведу, но заметил, что она тоже пуста.
Не говоря ни слова, он встал, надел пиджак и шляпу и вышел. Из кабины грузовика раздалось потрескивание. Старк метнулся к наушникам; голос звучал очень тихо, это был почти шепот:
— Он вышел.
Старк посмотрел на часы — было 13.25.
— Не теряйте его из виду.
Он вытер платком лоб.
— Вошел в лифт, спускается.
В холле один из инспекторов свернул газету, пошел следом за Райнером и метров через двадцать растворился в толпе.
— Не теряйте его из виду, — повторил Старк, — не мешайте ему, если с ним кто-нибудь заговорит, установите наблюдение.
Райнер, остановившись у светофора, посмотрел на регулировщика, перешел улицу и вошел в лавчонку.
Какой-то старик, по виду бродяга, вошел следом за ним и стал разглядывать витрину с открытками.
— Пачку «Лаки», — сказал Райнер.
Заплатив, он вышел.
Бродяга, подойдя к стойке, вынул уоки-токи.
— Купил пачку сигарет и вышел.
Райнер вновь пересек улицу, вошел в холл и поднялся на лифте на свой этаж. Старк грыз ноготь и перестал его обрабатывать, только когда потрескивание возвестило о возобновлении связи.
— Поднялся на свой этаж.
— В контакт с кем-нибудь вступал?
— Нет, прием.
Двери лифта раскрылись, и Райнер вышел на площадку. В коридре молодая женщина водила пылесосом по ковру. Улыбнувшись ей, он повернул ключ в замке и вошел. Протянув Крэнсону пачку, сказал просто:
— Полиция.
Швед взял пачку, неотрывно глядя в лицо своему спасителю.
— Где?
Райнер сделал широкий жест рукой.
— Повсюду.
Та, что убиралась в коридоре, конечно, была не одна: если ее поставили сюда, значит, вокруг их было несколько сотен.
Он сел, скрестив ноги, и глубоко задумался.
Раз они не пытались сразу его схватить, раз они все еще не вломились в квартиру, стало быть, не знали, что он и Бэнсфилд — это одно лицо. А главное, они не знали, что Крэнсон находится здесь.
У них была только одна возможность напасть на его след — Беллавоун. Ему удалось легко оторваться от девчонки, но, возможно, она позднее все же выследила его. Если это так, то они должны принимать его за человека, поместившего объявление, и не станут его пока трогать, надеясь, что кто-нибудь войдет с ним в контакт.
Крэнсон, тяжело ступая, подошел и встал прямо перед ним. Лицо его было совершенно спокойным и выражало только доверчивый вопрос. В толстых губах торчала сигарета.
Райнер, подняв руку, зажег спичку о свой. большой палец.
— Уходим, — сказал он.
— Когда?
Райнер задул огонь и аккуратно положил обгоревшую спичку в пепельницу.
— Сегодня вечером. Ты сделаешь все так, как я тебе скажу.
Он знал, что этого можно было не говорить и что Крэнсон подчинится ему слепо.
Зажглись первые неоновые вывески.
Это был самый благоприятный час, время сумерек, когда электрическое освещение рассеивает остатки дневного света и все становится призрачным и туманным.
Райнер, потянувшись, встал. На какое-то мгновение застыл в полумраке, затем сунул тяжелый двуствольный револьвер за пояс.
Свен Крэнсон тоже поднялся; несколько секунд они постояли лицом к лицу, с трудом видя друг друга.
— Ты все понял?
Он не столько увидел, сколько угадал, что швед утвердительно кивнул головой. Почувствовал прикосновение к рукаву и сжал толстую руку Крэнсона.
— Все будет нормально, — сказал Райнер.
— Да.
Райнер раскрыл дверь, набрал в грудь воздуха и, выйдя, тщательно закрыл ее.
Он направился прямо к лифту. Горела красная кнопка. Он спокойно ждал, пока лифт освободится, затем нажал кнопку.
Старк, сидящий в машине, услышал сигнал, схватил наушники, и дыхание у него прервалось.
— Он вышел, стоит перед лифтом.
В темноте лейтенант сжал руку своего помощника:
— Предупреди всех остальных, он только что вышел.
Вновь раздался голос полицейского, находившегося
в свободной квартире на восьмом этаже.
— Он вошел в лифт. Спускается.
— О’кей, оставайся на месте.
21.35. Старк сжал зубы: на этот раз он вышел не для пустяков.
Райнер был один в кабине лифта. Проведя пальцем по ряду кнопок, остановил его на цифре 2.
На втором этаже лифт остановился. Он вышел, направился к одной из дверей и позвонил.
Если в этой квартире никого нет, надо будет попытаться проверить другие.
Раздался отчетливый звук шагов. Открыл молодой улыбчивый парень спортивного телосложения. Отстранив его, Райнер вошел.
— Полиция, — сказал он, — мы проверяем все квартиры в этом здании.
В холле инспектора Макхерсон и Хилл, укрывшись за толстыми пальмами, не сводили глаз с лифта. Через секунду-другую должен был появиться человек, которого они ждали.
На пятом этаже из квартиры вышла девушка, вызвала лифт, вернувшийся к ней со второго этажа. Она вошла и нажала кнопку первого этажа.
Макхерсон и Хилл увидели, как из лифта выходит девушка. Они успели заметить, пока закрывались автоматические двери, что кабина пуста.
Макхерсон открыл рот и снова закрыл его. Хилл, опомнившись первым, выхватил микрофон, спрятанный под пиджаком:
— Его нет в лифте.
В машине Старк мертвенно побледнел. Неужели упустили?
— Лестница, — пролаял он, — живо на лестницу, и не светиться!
Макхерсон с Хиллом бросились на лестницу, перескакивая через две ступеньки. Коридор второго этажа был пуст, они помчались ко второй лестнице и вихрем взлетели на третий этаж.
Райнер, стоя за дверью, слышал, как они пробежали мимо. Он сунул револьвер за пояс, и стоящий у окна молодой спортсмен опустил руки.
Райнер выскочил в коридор и в мгновение ока оказался в холле. Пулей промчался мимо остолбеневшего швейцара. Резко хлопнули стеклянные двери, и Райнер оказался в толпе. Один из полицейских, стоящих на краю тротуара, увидел бегущего Райнера и завопил в микрофон: