— Нет, — прохрипел он, — со мной невозможно, тебя-то они не знают.
Райнер не ответил. Крэнсон не умел читать, зато мог видеть свою фотографию на страницах газет, тогда как снимок Бэнсфилда полиция не сочла нужным публиковать — все свидетели в тюрьме утверждали, что фотография ничуть не похожа на человека, который утащил Крэнсона с электрического стула.
— Спи, — отрубил Райнер, — не думай об этом.
Он захлопнул дверцу и сел за руль.
Разноцветные рычаги, хронографы, тахометр, перфорированная с трех сторон баранка — должно быть, Казаван во многом себе отказывал, чтобы таким образом оборудовать машину.
Хирург распахнул двери гаража, Райнер включил зажигание. Мягко заворчал мотор. Сорок пять литров в бензобаке.
Казаван наклонился, и Райнер опустил боковое стекло.
— В багажнике еще десять литров.
Райнер благодарно кивнул. Темнело.
Пробираясь по петляющим проселочным дорогам, которые позволят им избежать больших магистралей, они часа через два будут в Бартл-Бэй, если все пойдет хорошо. Предстояло одолеть еще два перевала.
— Слушай, — произнес Казаван. — Я вырвал телефонные провода… Когда я оперировал, ты приставил пушку к моей спине; так я и оперировал — под прицелом, ты же проколол и шину. Мне показалось, что ты рассчитываешь добраться до Канады… Это тебе подходит?
— Подходит.
Никто из них больше ничего не добавил. Райнер пожал тощую руку лекаря, зажал в углу рта «Бенсон» и тихо двинулся с места.
Фары высвечивали стволы деревьев, машина бесшумно поднималась на вершину холма. Воздух лесной чащи, пахнущий смолой и мхом, через опущенное стекло наполнил автомобиль.
Крэнсон, открыв глаза, запрокинул голову и следил за тем, как проплывали мимо низкие ветки, казавшиеся черными на уже потемневшем небе.
Дым сигареты смешался с запахом леса, они прошли смертельно опасный поворот, тяжелая машина мягко скользила в тишине ночи.
Началась последняя часть операции.
ГЛАВА 9
Они все еще ехали.
Свен очнулся и с трудом разжал слепленные густым налетом бескровные губы, толстые волокна белой слизи протянулись между ними. Его охватила неожиданная, как удар в спину, мучительная жажда; глаза возбужденно забегали, пылающий язык искал выхода, пытаясь высвободиться изо рта, превратившегося в пекло. Но все попытки подать голос закончились какими-то хрюкающими звуками. Райнер оторвал глаза от тоненькой асфальтовой ленты:
— Что случилось?
Крэнсону удалось приподняться, и голова его улеглась на боковой подлокотник.
— Пить, — простонал он, — я хочу пить.
Отвлекшись на секунду, Райнер сосредоточенно следил за дорогой.
Казаван разрешил питье, не спиртное, конечно, но несколько глотков он мог бы сделать и смочить себе горло; но в спешке они ничего с собой не захватили.
Райнер задумался. Через четырнадцать километров, перед тем как остаться один на один с горами, они подъедут к Спунсу, последнему жилому месту на их пути. Только там можно что-нибудь раздобыть.
— Потерпи пять минут, — сказал он, — и я дам тебе пить.
Крэнсон замолчал; ему казалось, что в горле у него расплавленная сталь, он сжал зубы. Если Райнер сказал, значит, через пять минут он что-нибудь достанет.
Райнер увидел свет уличных фонарей. Деревья располагались на голой равнине. Сбросив скорость, он поехал по единственной улице, одна сторона которой состояла из огромных стогов сена. Залаяли собаки; не выключая мотора, он остановился у края дороги.
Рядом со спортивной площадкой стояло невысокое строение, крытое рифленым железом; на доме висела табличка: «Кафе Е. У. Райса».
Райнер снял с предохранителя кольт и сунул его под куртку.
— Не высовывайся.
Он хлопнул дверцей, пересек улицу и вошел в бар, толкнув обе створки распашных дверей, какие обычно встречаются в подобных заведениях.
Внутри было серо от дыма и полно народу, человек двадцать минимум. На три четверти это были волонтеры, большинство из них еще не сняли патронташей.
Никто не взглянул на него. Он подошел к стойке, оттолкнул стакан и этим привлек внимание единственного официанта.
— Рюмку белого рома и бутылочку кока-колы, — сказал он.
Несколько человек повернулись в его сторону, но тут же возвратились к прерванным разговорам.
Райнер одним глотком выпил ром и расплатился. Все разговаривали очень громко, хвастаясь своими подвигами; почти все уже изрядно набрались.
Он оставил мелочь, взял бутылку и повернулся, направляясь к выходу. Было так тесно, что локтем задел стакан — один из тех, что стояли наполненными на стойке.
Все смолкло. В баре, секунду назад таком шумном, можно было услышать жужжание комара. Один из волонтеров с изрытым оспой лицом тяжело опустил руку на плечо Райнера. Тот не повел даже бровью."
Они сверлили друг друга взглядом. Глаза рябого напоминали по цвету бледную поганку; грудь его крест-накрест, как у бойцов армии Сапаты[10], перекрещивали пулеметные ленты.
— Подними, — сказал он.
Все уставились на Райнера.
Он не шевельнулся, но в глазах его блеснула хитрая смешинка.
— Подними, — рявкнул рябой, — кому сказано!
Все раздвинулись, образовав вокруг них свободное пространство. Губы Райнера медленно зашевелились.
— Нет, — произнес он.
За его спиной раздался хриплый голос.
— Полегче, парень, здесь не любят чужаков, а деревья ничего не расскажут.
Через пятнадцать секунд они все всполошатся, и первый, кто выйдет отсюда, увидит Крэнсона в машине.
— Нет, — повторил Райнер, — поднимать я не стану.
Он выждал, сосчитав про себя до трех, и добавил:
— Я поступлю иначе: взамен предложу другой.
В толпе кто-то рассмеялся, остальные последовали его примеру.
Рябой, разжав руку, похлопал Райнера по плечу, уже дружески.
— Достойные слова, — подхватил он в тон, — полный стакан стоит большего, чем пустой. Мой отец всегда мне это говорил.
— Он дал вам прекрасное образование. Эй, хозяин, я всех угощаю.
Райнер швырнул десятидолларовую бумажку туда, где стояли наполненные стаканы, и направился к выходу.
Они расступились, чтобы пропустить его.
Он почти дошел до двери, но тут рябой окликнул его:
— Никогда не встречал тебя в этих краях.
— Я здесь проездом, — ответил Райнер.
Затуманенные ядовитой влагой глаза весело замигали, выражая дружеское расположение.
— Если будешь в Спунсе, спроси Майка.
Райнер медленно перевел взгляд с военных ботинок на толстый, с заклепками, ремень, затем на пулеметные ленты и, наконец, на изрытую оспой физиономию.
— Не исключено, — спокойно проговорил он. — Возможно, вскоре я нагряну к тебе.
Дверь за ним захлопнулась.
Почти тотчас в баре снова установился галдеж, а Крэнсон в машине, уже мчавшейся на полном ходу, припал иссохшими губами к горлышку бутылки.
Бэнкрофт смачно зевнул и уселся на бетонную перегородку между «барракудой» и «бентли». Прежде чем стать полицейским, он четыре года ишачил в гараже своего отца, в окрестностях Абилена. '
В те времена он разбирал по винтику старенькие «шевроле» и «форды» выпуска межвоенных лет; они принадлежали ребятам из их квартала, которые и сами приходили помочь ему отладить допотопное сцепление или поправить крыло или дверцы. Встречались колымаги, которые он чинил десятки раз, пока они не оказывались на свалке за бараком вместе с другими железяками.
Он зарабатывал себе на хлеб, подновляя корпуса и шины, но однажды это ему осточертело, и тогда Питер Бэнкрофт, сняв голубую промасленную спецовку, нацепил полицейскую форму.
И вот теперь по долгу службы он торчит здесь, среди машин, в новенькой форме и ждет, когда супермагнат Элфид сядет в свой «кадиллак» цвета позеленевшей бронзы, что стоит третьим слева, в среднем ряду.
Смешнее всего то, что он должен хорошо играть свою роль: чтобы не вызвать подозрений, ему еще предстоит после обеда хорошенько отдраить три автомобиля, пять слегка почистить и у одного отрегулировать зажигание. Он уже заработал на чаевых неплохие бабки и сказал Биглису, проверявшему посты, что, ежели так пойдет и дальше, он, пожалуй, вернется к своему прежнему ремеслу.
10
Эмилиано Сапата — один из руководителей крестьянского движения в Мексиканской революции 1910–1917 гг.