Эдуард от неожиданности вздрогнул и попятился.
Изобретательной во лжи Долли тоже никак не назвать, ведь читать она не умела. Впрочем, как и Эдуард. Иногда ему казалось — Том тоже не умеет читать — просто с книгой так хорошо сидеть. Эти вещицы — книги — для того и сделаны, чтобы посидеть. А еще лучше — полежать. Уж в этом Долли знала толк! Ну как бы вы читали книгу, крутя руль трактора? Или во время прополки сорняков, ловли рыбы, покупок в магазинчике в городе? Во время шага и бега? Во время купания — в пруду или в ванной? Вот-вот.
Эдуарду думалось, что Долли так обожала чтение (точнее, делала вид, будто читает), оттого, что само это занятие предполагало лодырничество — саму суть ее природы, а еще желание выделиться — вторая ипостась.
— Потому что ты не умеешь, — сказал Эдуард.
— Каков наглец! Думаешь, все такие же глупые, как ты, Эд?
— Тогда скажи, — Он кивнул в сторону книги, — что там?
— Будто ты поймешь такие сложные вещи, бестолочь! — гнула она свое.
— А ты попробуй, вдруг и пойму! — не унимался Эд. Долли его сегодня особенно разозлила своим поведением — она снова дрыхла весь день, бездельничала, к тому же, еще и огрызаться вздумала! А он… он так устал! Столько всего делал, во стольких местах побывал! И где запропастился Том? Он уж их рассудит! Конечно, не скажет чего лихого Долли, но эта смутьянка точно язык проглотит, при старших спорить и обзываться не станет. Но Том все не шел. Да и что ему делать в спальне на втором этаже посреди бела дня? В то самое время, когда Долли безраздельно овладевала всем домом, превращая все кругом в сплошное царствие лености!
Том на выручку не придет.
— Больно надо. Я проголодалась. Пойду попрошу Тома, чтобы приготовил мне что-нибудь вкусненькое. — Долли смерила его презрительным взором и вышла из комнаты.
Эдуард открыл ее (нагло присвоенную у Тома) книгу. Ничего не разобрать — сотни маленьких, будто гнус в жаркий день, закорючек. Он старался переворачивать листы осторожно (так, как это всегда делала Долли — с изяществом), чтобы ничего не повредить (А то жди беды и новую порцию брани — совсем не от Тома!), ведь именно эта книжица — такая ветхая, пыльная, в тканевом переплете с цветочными узорами — и никаких картинок внутри! Уж картинки бы он понял! Цветы же узнал на обложке? Узнал.
Он вздохнул, думая о том, что и ему не помешало бы научиться читать. Или делать вид. Он устроился на полу, смотря в раскрытую перед ним бездну неизвестности. Жаркий день его разморил.
Есть в этом что-то прекрасное все-таки. Хоть чтение — занятие бесполезное. Эдуард закрыл глаза.
Ему снился сон, будто бы он научился читать. И всех теперь обучал грамоте. Даже Долли стала его уважать. Задавала вопросы. Спрашивала о делах, о том, что написано тут и тут, там и вон там, просила рассказать во всех подробностях, сознавшись, что не умеет читать и всю дорогу притворялась. А он рассказывал — все от первой строчки — до последней, без утайки и с удовольствием. Даже Том поразился его умениям!
— Эдуард, — воскликнул старик, — кажется, пора отправлять тебя в школу! Вместе с мальчишкой Шепардов, младшенький который, станете ходить в город! А потом, как выучишься всей-всей грамоте, возьмешься мне помогать с бумагами. Вот дела у нас на ферме пойдут в гору!
От грез его оторвал крик Долли. Вовсе не гневный, она иногда так покрикивала во время скандалов, когда что-то делалось не по ее указке.
— Том! Том! Том! — орала она — истошно, надрывно. Долли плакала, вроде бы. Плакала, кричала, звала Тома.
Эдуард бросил все — свои мечтания и открытую книгу, — помчался вниз, на кухню.
Долли услыхала его шаги. Занавесь зашуршала.
— Долли, что стряслось?!
— Том…
Глаза Эдуарда округлились, сердце бешено билось о ребра, пока он несся вниз, а теперь и вовсе готовилось выпорхнуть наружу.
Том лежал на кухонном полу. Эдуард ощутил запах лекарств и болезни — сладковато-приторный, травянистый, удушливый, смешивающийся с душком экскрементов, сальной кожи и пота — после их сегодняшних трудов. Он знал этот неприятный аромат. Как и то, что он сулил. Так разило от выпивох в городе — хворых, сварливых, медленно угасающих, купающихся в невыносимой вони пива и дыма… Но от Тома… От Тома никогда так не пахло.
— Он решил прилечь! Ну не на кухонном же полу! И совсем не реагирует на мои просьбы. — Долли поморщилась. Только что она в ужасе вопила, но при Эдуарде собралась. — Том, я голодна! Том! Вставай.