— Заткнитесь! Вы не даете мне сосредоточиться!
Рука в черной блестящей перчатке вцепилась в забортный трап кормовой части яхты. Вслед за ней из воды появилась мокрая голова подводника. Вскоре тот уже был на борту.
В носовой части Пьер-Мари, скрестив на груди руки, стоял перед отцом, наслаждаясь тем, что тот впервые в жизни сменил обычное высокомерие на бесконтрольную и — о блаженство! — заискивающую суетливость.
— Ну пожалуйста, Пи Эм, прошу тебя, давай вернемся!
— Неужели вам не хочется побеседовать в спокойной обстановке с вашим обожаемым сыном?
— Конечно, но только позже, дорогой Пи Эм, в другом месте, мы будем разговаривать, сколько твоей душе угодно!
— Я говорю не о себе, а о старшем сыне — незабвенном Эрване! — пояснил Пьер-Мари.
Артюс напрягся, увидев подходившего к нему человека в костюме подводника. Тот снял маску, сорвал с головы шлем и уставился на него светло-голубыми глазами.
— Тридцать пять лет я ждал этого дня! Здравствуйте, отец!
Риан не сводил немигающего взгляда с Артюса. Жажда мести, вскормленная и обостренная тридцатью пятью годами тюрьмы, породила в его воображении жесткий финал последней схватки с чудовищным и изощренным противником. Он твердо знал, кто был истинным виновником, убившим его жену, которую он любил больше жизни, укравшим у него счастье, укоренившим в его сердце ненависть и посеявшим смерть в Ландах. Но теперь перед ним стоял немощный старик, бессильный и дрожащий.
— Вы хотя бы осознаете тяжесть своей вины за то, что породили столько зла, разрушили столько судеб?
— Не хватало только, чтобы вор и убийца преподносил мне урок этики! — бросил старик с высокомерием — его истинная природа одержала верх.
И тогда же в душе Риана возродился застарелый гнев юного Эрвана. Тщательно выбирая слова, он произнес именно те, что больше всего могли задеть гордость отца и его понятия о родовой чести.
— Вы ничем не отличаетесь от Ивонны Ле Биан, только вы поступили еще более вульгарно и бесчестно — не просто убили из-за денег, а своими руками зарезали мою жену и мать моего ребенка!
— Что?…
— Как вы поступили с моим ребенком?
— Нелепость! Ребенка не было, клянусь!
Удивление и недоумение Артюса казались искренними, но Риан-Эрван, слишком часто сталкивавшийся с обманом, не мог ему верить.
— Лжете! Вы всегда мне лгали!
— Постойте! Сейчас я вдруг вспомнил… Та женщина все повторяла: «Он унес его… его… унес…»
— Кто «унес»?
— Судя по словам Пьера-Мари, мальчишка, отправленный за помощью. Возможно, это он.
— Имя!
— Кристиан Бреа.
Риан расспросил всех береговых разбойников, кроме Кристиана. Старик, может, и не соврал. А что, если и правда Бреа нашел новорожденного младенца?
Пи Эм окликнул брата из рулевого отделения:
— Ну что, старикан раскололся? Где он припрятал слитки?
Риан-Эрван молча поднял на него глаза. Жалкий тип, он тоже, если его слегка подтолкнуть, мог пойти на все из-за золота, даже на убийство.
Например, на убийство собственного отца.
Начался сеанс гипноза. Пьеррик, обложенный подушками, лежал с полузакрытыми глазами и был на редкость спокоен. Психиатр, ассистируемая лечащим врачом, говорила тихим и монотонным голосом:
— Вы полностью расслабились, Пьеррик, вам шесть лет, сейчас ночь, вы идете за сестрой и ее друзьями, идете за ними следом…
— Гвен…
Пьеррик что-то забормотал. Удивительным образом голос его приобрел детские интонации, на его лице, к которому Люка и Мари были прикованы взглядами, последовательно сменились несколько выражений.
Перед сеансом они долго беседовали с психиатром, посвятив ее во все детали, касающиеся действий береговых разбойников.
— Гвен… Подожди!
Психиатр, сделав паузу, мягко подвела пациента к продолжению разговора:
— Гвен не подождала вас?
Голова Пьеррика откинулась назад, глаза были по-прежнему закрыты, его голос немного окреп, хотя и оставался «детским».
— Мне страшно, Гвен!
Пьеррик уже покинул стены больницы, он находился на берегу в разгар страшной бури, ему было шесть лет. Он присел на корточки, стараясь укрыться от дождя неподалеку от древнего захоронения, и вздрагивал при каждой вспышке молнии, освещавшей пенящееся, бушующее море, при каждом ударе грома, раздававшегося над его головой и с рычанием уносящегося прочь. Он дрожал, прижимая к себе моток тряпок, и не сводил глаз с дольмена. Ему показалось, что из-под каменного чудовища доносятся детские голоса, словно из земли. Вдруг глаза его округлились.
Под дольменом вздрогнула почва, и наружу вылезла Гвен, как эльф, неожиданно возникший из земных глубин. Мальчику захотелось к ней подбежать и отдать ей свою тряпичную куклу, но та, не обратив на него внимания, понеслась прочь так, что только пятки засверкали. Потом появились Жильдас и Лойк, все в грязи, по ним струились потоки воды, и они тоже не услышали жалобного крика Пьеррика. Последней вынырнула голова Пьера-Мари, который от кого-то отбивался. Он почти выбрался на поверхность, но тут его схватила за ногу чья-то рука, и он взвыл от ужаса.