Прошло еще немного времени. Мари медленно встала с дивана. Очень медленно.
— Превосходно, — сказала она, делая вид, что собирается опустить браслет в карман. — Я сама верну Од ее украшение, и если она подтвердит показания Никола…
— Нет! Не делайте этого!
Внутренне Мари приготовилась к «бунту», о приближении которого она догадалась по изменившемуся лицу Шанталь.
— Ликуете, что удалось прищучить Парижанку, не так ли? Заарканить богачку — это не то что иметь дело со всяким сбродом! Приятное разнообразие в служебной деятельности! Я-то думала, что вы выше этого, Мари Кермер. Но я ошибалась: вы ничем не лучше других — такая же узколобая и упрямая!
Схватившись за голову, Шанталь рухнула на белый кожаный диван. Вот и «сдача позиций». «Признания» долго ждать не придется.
Ей вдруг захотелось поскорее закончить дознание.
— Ведь браслет принадлежит вовсе не Од, верно?
Нет ответа.
— Хорошо. Рано или поздно я это узнаю.
Жена врача подняла на нее глаза. Час «признания» пробил. Мари уже догадывалась, что оно не доставит ей удовольствия.
— Браслет — мой. Я просто подвесила к нему медальон дочери. И никак не предполагала, что могу его потерять.
Малыш Нико… Мари закрыла глаза, на мгновение представив, как он, словно Бэмби на тоненьких ножках, вытянув руки, делает первые шаги по гостиной Кермеров. Связь Никола и Парижанки шокировала ее не только разницей в возрасте — это само собой, — но у нее возникло ощущение, что все, кого она любила и, как ей казалось, хорошо знала, превратились в абсолютно чужих ей людей.
Приблизившись к частной бухте Переков, Никола сбавил скорость. Стоя по колено в воде, он спрятал водные лыжи в расселину в скале, чтобы их нельзя было увидеть со стороны виллы. На все у него ушло меньше минуты — он это делал не впервой. Молча поднялся по каменным ступенькам и резко остановился, застав сцену прощания Мари с Парижанкой.
— Умоляю, отдайте мне браслет!
— Не могу, Шанталь, он приобщен к делу. Но постараюсь, чтобы как можно дольше о нем знали только вы, я и Никола.
— Спасибо.
— Я на это иду не ради вас.
Никола дождался, когда смолкнет шум мотора «мегари», и только тогда проник на виллу. Шанталь вздрогнула, увидев устремленные на нее чудесные синие глаза с золотистыми крапинками, и первой отвела взгляд.
— Мари обещала ничего не говорить Од о прошлой ночи, — тихо проговорила она.
— Ты не знаешь теткин характер, — вздохнул Никола. — Она на этом не остановится. А уж если узнает, что произошло на самом деле…
Парижанка с тревогой посмотрела на него и почти шепотом предостерегла:
— Она не должна узнать. Ни за что на свете.
На лице Никола отразилось сомнение. Она подошла вплотную и провела рукой по его подбородку. От ее близости у юноши голова пошла кругом.
— Обещай, что будешь молчать!
Окончательно растаяв, Никола кивком подтвердил. Шанталь погладила его щеку почти по-дружески.
— Лучше нам не встречаться какое-то время.
Легко сказать! Не видеть, не касаться ее, не ласкать… Никола не в состоянии был такое представить. Он порывисто обнял возлюбленную, в которой с недавних пор заключался весь смысл его жизни.
— Я тебя хочу.
Те самые слова, что вырвались у него несколько месяцев назад, когда после особенно жаркого теннисного матча он заглянул к ней в душ, чтобы помочь ей завинтить разбрызгиватель, из которого во все стороны хлестали струи воды. Никола хватило одного взгляда.
Позже, правда, Шанталь вступила на привычную колею тех, кто, пресытившись, может позволить себе немного раскаяния: она более чем в два раза старше, хотя и не выглядит на свой возраст, — это уж слишком! Однажды потеряв голову, она не должна продолжать. Три месяца Парижанка вынашивала эту мысль, без конца к ней возвращаясь, но от ее решимости не оставалось и следа, стоило Никола появиться.
Чудо свершилось вновь, и Шанталь покорно дала увлечь себя в спальню. Едва дверь за ними закрылась, она первая раздела Никола, соскользнула к его ногам и прижалась губами к паху. Нарастающая волна желания заставила ее забыть не только о том, что их может застать Ив, но и об ужасах прошлой ночи.
5
Паром уже стоял на набережной, когда «мегари» припарковался в порту. На темно-синем фоне трубы парома четко выделялась белая надпись, выведенная курсивом: «Компания „Ируаз“». Жильдас говорил, что когда-нибудь обязательно купит эту посудину, которая прямиком будет доставлять туристов к отелю брата…