- Он! Он! - в ужасе прошептал дон Гаспар. - Он приговорил к смерти несчастного, в чьей невиновности был совершенно уверен. Бедный брат, убитый с еще большей жестокостью, чем отец! Несчастное беззащитное существо, попавшее в когти хищника, который растерзал его!
Капеллан закрыл лицо руками и разразился глухими рыданиями без слез. В дверь постучались.
- Сегодня я не могу никого принять, - с трудом произнес капеллан, - я нездоров.
- Сеньор дон Гаспар, откройте! Это я, Бернардо; мне необходимо видеть вас, - послышался голос за дверью.
Отец капеллан, узнав по голосу старого друга своего отца, постарался придать лицу спокойное выражение и открыл дверь.
- Дядюшка Бернардо, - сказал он, - вы уже, верно, знаете о новом несчастье, ниспосланном мне богом... я не в силах ни с кем говорить.
- Мне известно все и даже больше, чем ваша милость полагает, - ответил старик. - Я пришел сообщить вам, что ваш брат не виновен.
- Я в этом не сомневался, бедняга не способен был на преступление, - возразил капеллан. - Но улики свидетельствовали против него, а он был слишком слаб, чтобы защищаться, - вот почему истина не была обнаружена.
- Но пробьет час, дон Гаспар...
- Слишком поздно! - простонал капеллан, тяжело опускаясь в кресло.
- Эта беда омрачила остаток моих дней, сеньор, - сказал старый солдат, и впервые слезы покатились по обветренным щекам человека, чья твердость граничила со стоицизмом. - Право, Хосе как будто сам желал свершения своей злосчастной судьбы. Я просил его немедленно сообщить мне в случае ареста, но он не сделал этого. Бог не дал ему ясного разума, а в своих одиноких скитаниях по горам он и вовсе одичал.
- Как, разве вы его видели после побега из армии? - спросил взволнованный капеллан.
- Да, сеньор, - ответил Бернардо. - Но выслушайте все, что я расскажу. Когда распространился слух, будто Хосе убил отца, я сказал, что это неправда; то же самое я подтвердил и перед судьей, когда меня вызвали для дачи показаний. Правда, у меня не было иных оснований, кроме того, что я его хорошо знал. "Бедняга не способен убить муху", - сказал я; и мое убеждение в невиновности Хосе было сильнее, чем все улики против него. У меня зародилось подозрение насчет истинного убийцы, - ведь того, другого, я тоже хорошо знал; но я не смел назвать его имени, пока у меня не было доказательств.
- Кого же вы подозреваете в убийстве? - спросил капеллан, впиваясь, глазами в собеседника.
- Вы этого Каина не знаете, падре, но дело в свое время выйдет наружу, - все вытянем, если веревочка не оборвется. Когда случилась беда, я забрал к себе собаку убитого друга; хороший, верный пес, доброй породы! Однажды, когда я проходил мимо покинутой корчмы, пес замер у дверей и жалобно завыл. Как я ни звал его, он ни на шаг не отходил от дома. "Придется открыть, - сказал я себе, - пусть пес увидит, что дом пуст". Едва я открыл дверь, которая в ту пору была еще на своем месте, как пес так и кинулся в комнаты. Он бегал, принюхивался, словно искал чего-то, останавливался, поднимал морду и выл. Наконец он подбежал к углу, где обычно спал на соломенной подстилке, вытащил какой-то лоскут и принялся его трепать. Я бросился к собаке и отнял у нее лоскут; разглядев его, я сообразил, что у меня в руках кусок, вырванный из штанов убийцы. Как видно, бросившись на защиту своего хозяина, пес встал на задние лапы и вырвал у душегуба большой клок штанов вместе с карманом... а в кармане оказалось письмо.
- Письмо? - переспросил капеллан.
- Да, сеньор, письмо. Правда, письмо любовное и ничего не пояснявшее, но оно лежало в конверте, а этого достаточно: из малой искры вспыхивает пламя.
- Дядюшка Бернардо! - воскликнул капеллан, вставая и хватаясь за голову. - В ваших руках было спасение невинного человека, а вы дали ему погибнуть!
- Погодите, ваша милость, я еще не кончил, - с жаром возразил Бернардо, - выслушайте меня до конца и тогда судите. Я не знал, как быть. Хосе где-то скрывался, его искали, но тщетно; то же было и с преступником. Я поразмыслил и решил: стоит только негодяю узнать, что его подозревают, как он постарается уничтожить Хосе, единственного свидетеля. Чтобы избежать нового преступления, я предпочел хранить улику до тех пор, пока убийца, не будет найден, и пообещал судебному писцу хорошее вознаграждение, если он известит меня, когда кто-нибудь из них попадет в тюрьму; хотя, признаться, я думал, что обоих доставят в наше село, чтобы вести следствие. Но оба точно в воду канули; шли годы, а о них не было ни слуху ни духу.