- Иисус и Мария! - воскликнул потрясенный Бернардо, увидев на полу окровавленный нож. Бросившись вперед, он рывком открыл дверь и невольно попятился. Около пустой кровати лежал сброшенный на пол матрац, а из-под него виднелась рука в луже крови. Рядом сидела собака; при виде Бернардо она завыла еще протяжнее. Доски на кровати были раскиданы в разные стороны, а на полу поблескивал небольшой лом; рядом, под самой стенкой, зияла дыра; кругом валялся щебень, залитый кровью. Все это Бернардо охватил одним взглядом.
- Ограблен! - прошептал он. - Золото погубило его.
Подойдя к матрацу, он приподнял его за угол. Несчастный корчмарь лежал на спине; разорванная в предсмертной борьбе рубаха открывала огромную ножевую рану в животе. Кровь больше не лилась, и побелевшие края раны разверзлись, обнажая искромсанные внутренности жертвы; широко раскрытые глаза и рот, казалось, молили о помощи. Зловещая картина насильственной смерти, таинственного, загадочного преступления!
- Умер! Да простит господь его прегрешения! - прошептал Бернардо, опуская матрац на тело убитого. Когда несколько часов спустя молодой секретарь суда прибыл на место убийства и увидел мертвеца, ему стало дурно.
Прежде чем покинуть дом, дядюшка Бернардо накинул веревку на шею собаки и потащил ее с собой; выйдя во двор, он покрепче запер дверь корчмы и отправился в Херес сообщить властям о происшествии.
Из предварительного следствия и опроса свидетелей было установлено:
что корчмарь имел, по-видимому, порядочные сбережения: это подтверждалось пререканиями между отцом и сыном, который просил отца поставить вместо него рекрута; в разговорах с соседями Хосе утверждал, будто у старика хватит денег освободить его от военной службы, но старик это упорно отрицал;
что деньги, очевидно, лежали в тайнике, открытом в ночь убийства; знать о нем мог только сын;
что найденная в первой комнате окровавленная наваха принадлежала Хосе; это подтвердил оружейник, у которого Хосе купил ее перед уходом в армию;
что, по сведениям, поступившим из Севильи, Хосе дезертировал из полка накануне той зловещей ночи, в которую было со вершено преступление;
что днем дезертир бродил в окрестностях, - его видели пастухи, у которых он пришел попросить воды и хлеба;
что во время поисков преступника неподалеку в кустах был найден платок с пятнами крови; женщина, стиравшая белье в корчме, опознала платок Хосе;
и что, кроме денег, из дома корчмаря исчезли куртка и кожаные штаны, которые носил Хосе, когда пас коз в горах.
В результате суд пришел к убеждению, что Хосе совершил отцеубийство, и все селение, предав проклятию гнусного преступника, с ужасом взирало на уединенную корчму, место злодеяния; на дверях ее был прибит черный крест, и умолкший, заброшенный дом темнел вдали, словно мрачный, отслуживший свое эшафот. Крыша провалилась, олива засохла, загон разрушился; казалось, опустошающий ураган пронесся над проклятым местом.
По ночам в непогоду дико и глухо завывает ветер на опустевшем дворе, то зашелестит соломой, то хлопнет воротами; и невольно вздрагивает от страха проходящий поблизости сторож или запоздалый пастух.
Преступника так и не удалось разыскать.
Спустя некоторое время после убийства, совершенного в уединенной корчме, на хутор, что лежит у восточного склона Ронды, близ Коина, забрел больной, изнеможенный человек, одетый в козью шкуру. Сжалившись над беднягой, батраки приютили его; на вопрос, кто он и как здесь очутился, незнакомец ответил, что был козопасом, а когда ему пришлось идти в солдаты, он дезертировал, ибо не представлял себе иной жизни, чем в горах на вольном воздухе. Хозяин хутора как раз искал пастуха, и когда незнакомец немного оправился, поручил ему пасти козье стадо; так парень снова ушел в горы, где продолжал бродить никому не ведомый и скрытый от посторонних глаз, ведя бездумное существование, подобно окружавшим его деревьям.
Несколькими днями позже из Гибралтара вышло судно, направлявшееся в Лиму. По его палубе прогуливался молодой, человек в отличном дорожном костюме и в широкополой шляпе, повязанной вокруг тульи черной лентой с длинными концами, спадавшими на спину. Молодого человека, самонадеянного и дерзкого на вид, звали дон Виктор Герра. Кругом шептались, будто он отправляется в Лиму за наследством покойного родственника; сам богатый наследник ничего о себе не рассказывал, но капитан и все пассажиры проявляли к нему особое внимание, он занимал лучшее место за столом; и почитателям его не приходило в голову, что человек, державшийся так надменно, был цирюльником, дезертиром, грабителем и низким убийцей.