Стаканы зазвенели, но застольная речь не воодушевила общества. Никому не понравилось, что крохотный виновник торжества, едва увидавший свет, попал уже в список жертв, обреченных на убой в предстоящих сражениях.
Чтоб разогнать неприятное впечатление, один из присутствующих нашел нужным заметить, что при настоящем положении дел можно ручаться за продолжительный мир, что тройственный союз…
Этим общий разговор был удачно перенесен на политическую почву, и министр «С другой стороны» заговорил:
— В самом деле (Лори Грисбах впилась в него глазами) теперь очевидно, что наши средства обороны достигли колоссальных размеров и должны испугать всякого нарушителя мира. Устав ландштурма, обязывающий к военной службе всех граждан, способных носить оружие, от 19 до 42 лет, а бывших офицеров до 60-летнего возраста, позволяет нам по первому знаку выставить в поле 4.800.000 солдат. С другой же стороны, нельзя отрицать, что возрастающие требования военного управления тяжело ложатся на народ и что мероприятия для разорительной готовности государства к войне стоят в обратном отношении к вопросу о регулировании финансов. Но, с другой стороны, отрадно видеть, с каким самоотверженным патриотизмом всегда и всюду представители народа одобряют требуемое военным министерством увеличение налогов; они сознают признанную всеми дальновидными политиками и обусловленную увеличением воинской повинности в соседних государствах, — равно как и политическим положением, — настоятельную необходимость подчинить все прочие интересы железному гнету обстоятельств…
— Настоящая передовая статья в газете! — заметил кто-то вполголоса.
Нисколько не смущаясь, «С другой стороны» продолжал:
— Тем более, что увеличение военных сил служит к охранению мира. Подражая с нашим традиционным патриотизмом беспрерывному увеличению оборонительных средств в соседних государствах, для защиты своих границ, мы исполняем высший долг и надеемся устранить грозящие нам опасности. Итак, поднимаю этот бокал за принцип, который, как мне известно, ближе всего сердцу нашей баронессы Марты — принцип, который ставят высоко и среднеевропейские державы, вошедшие в состав лиги мира — предлагаю вам, господа, чокнуться со мною: да, здравствует мир! Дай Бог нам как можно дольше пользоваться его благами.
— Не принимаю вашего тоста, — возразила я. — Вооруженный мир не есть благо… и не надолго, а навсегда должны мы быть гарантированы от войны. Кто пускается в путешествие по морю, тот не может довольствоваться уверением, что его корабль еще долго не разобьется о подводные камни. Чтобы все путешествие совершилось благополучно, — вот о чем должен заботиться добросовестный капитан.
Доктор Брессер, по-прежнему оставшийся нашим другом, поспешил мне на выручку.
— В самом деле, ваше превосходительство, неужели вы верите честному, искреннему желанно мира со стороны тех людей, которые кладут всю душу в военную службу, которые не хотят слышать ни о чем, что угрожает войне, как-то разоружение, союз между государствами и третейский суд? Разве можно тщеславиться арсеналами, крепостями, маневрами и т. п., если во всех этих вещах будут видеть только то, за что их выдают: именно птичьи пугалы? Значит, все расходы на них пропадают напрасно и все эти вещи заводятся, чтоб никогда их не употреблять? Народ должен отдавать последний грош, чтоб возводить крепости на границах с единственною целью посылать оттуда воздушные поцелуи соседям? Нет, военное сословие не позволить низвести себя на степень простых жандармов, блюстителей мира, да и царственный предводитель войска не захочет стоять во главе военных сил, которые только на то и существуют, чтоб уклоняться от войны. Из-за этой маски — которая обозначается словами: «Si vis pacem»… — люди втихомолку перемигиваются между собою, да и депутаты, одобряющие всякий военный бюджет, перемигиваются с ними заодно.
— Как, представители народа? — перебил министр. — Можно только похвалить их самоотвержение, в котором у них никогда не бывает недостатка в трудные времена и которое явно доказывается единодушным голосованием соответствующих законопроектов.
— Простите, ваше превосходительство, но я желал бы крикнуть каждому из этих единодушных подавателей голосов поочередно: твое «да» отнимет вон у той матери единственного сына, выколет глаза вон тому малому, сожжет драгоценную библиотеку с незаменимыми сокровищами. Твое «да» растопчет мозг поэта, которому предстояло прославить наше отечество… Вы подали голос за войну, чтобы не показаться трусами, как будто людям следует дрожать только за себя. — Ведь вы пришли сюда за тем, чтоб заявить волю народа? А народ желает: производительного труда, освобождения от тягостных налогов, желает мира…