Выбрать главу

Вот, познакомились, стал он меня водить по ресторанам. Я бы охотнее на концерт приличный пошла или выставку, но Максимчик, видимо, подумал, что раз я Анжелочка плюс из-за кассы, то и представление об отдыхе у меня соответствующее. Потом уже выяснилось, что приличные концерты и выставки он ненавидит, а также театр, от театра бедняжке до ярости нехорошо. Приучить, конечно, можно, но это будет уже дрессировка, а не семейная жизнь. В семейной жизни к одним вещам приучать необходимо, а к другим — нет, и главное — побыстрее понять, что из списка является обязательным. Не Русский музей, в нашем конкретном случае.

Я могу и одна сходить... ну то есть нет, как раз не могу, это же мероприятие, а не «Икея». На мероприятия нужно ходить вдвоём, с мужчиной или подругой, или компанией, а одинокая девушка в Русском музее кажется такой жалкой... абсолютной сиротой. Хоть мамулю задействуй. Но и мамуля не любительница. Ничего, буду когда-нибудь ходить с детьми.

Про пунктики он мне сразу сказал и, что касается меня, правильно сделал. Я ценю честность и смелых, а кроме того, когда про такие вещи узнаёшь по факту, это дезориентирует. Я хочу сказать, что пунктик — одно, а бытовое рукоприкладство — совсем другое. Я достаточно нагляделась на мамулю и на Светку, мою двоюродную, чтобы отличать. Удивительно, что и мамуля, и Светка, скажи я им правду, заявили бы, что извращенец — это образованный парень с пунктиком, а не то животное, которое их ни за что под пьяную руку колотит. Максимчик и пьяным-то как следует не бывает, а когда бывает, делается, наоборот, совсем плюшевым. А что посуду в сердцах бьёт... не об меня же. Завтра побежит что-нибудь купит хорошенькое. Ну я уже сказала, что он отходчивый.

И так всё хорошо прошло — и с кроватью, и с Бондом, — разве что под конец мы столкнулись с человеком, который очень странно на нас поглядел, сперва на Максимчика, потом на меня, и я даже не стала спрашивать: «Знакомый твой?» — и так было видно. Иногда знаешь, что лучше промолчать, и всё же спрашиваешь, и я думаю, это от недостатка воспитания, а мамуля в таких случаях говорит: какое же воспитание между своими, или: охота тебе разводить церемонии. Вот так не разводишь церемоний, а после форсишь с подбитым глазом. А мамуля: Анжелочка, ну это же совсем другое! Нет, то же самое. Просто мамулиному нынешнему повод не нужен, он его сделает сам из воздуха, да и предыдущий был такой же, и собственный мой папка. Я с семнадцати лет снимаю углы подальше от родного дома.

Красивая была чашка. Узорчика вроде и нет, а приглядишься или потрогаешь — веточки выдавлены, лепестки. На следующий день я пошла за новой, а потом — в «Галерею» за перчатками и встретила там нервную барышню. Тоже покупательница в нашем супермаркете, а называю я её так потому, что она всегда смотрит на меня с ужасом, чуть не в обморок падает. Подворовывает, что ли? И при этом в красках и со звуковой дорожкой видит, как её изобличают, позорят и уводят в наручниках? Я давно хочу как-то дать ей понять, что ни к чему хорошему, при таких исходных морально-волевых, эти попытки воровства не приведут, и пусть остановится, пока мечты не стали явью, но пока не придумала правильный способ, это в своём роде не проще, чем с Максимчиком было познакомиться. Ну а вот сейчас столкнулись в «Галерее», и, не знаю с чего, я ей улыбнулась и говорю как дура: не бойся.

Вот что называется тесен мир! Она сперва замерла, может, думала, что ослышалась, может, думала, что, кроме «спасибо за покупку», я других слов не знаю, как запрограммированная, но потом всё же говорит: здравствуйте. Я вас знаю. Конечно, знаешь, второй год видишь меня каждую неделю.

— Меня Анжела зовут.

— Не повезло, — чистосердечно сказала нервная барышня. — А меня — Маша. Но все называют Мусей, а я ненавижу, просто ненавижу, когда так говорят. Ой. Зря я это сказала.

— Почему?

— Потому что ты теперь тоже будешь говорить «Муся».

— Зачем мне так говорить, если тебе не нравится?

— Ну не специально, я надеюсь. Это имя такое, прилипчивое. Ничего, что я на ты? Я ужасно нервничаю.

Вот я и подумала, что сейчас подходящий момент, чтобы её успокоить и заодно предостеречь.

— Не волнуйся, я никому не скажу. Но знаешь, Машечка, тебе нужно с этим завязывать.

И прежде чем она грохнется головой об пол — такой у неё сделался вид, — стала втолковывать:

— У нас хорошая система безопасности. Всех, конечно, не переловят, но ты, извини меня, попадёшься. Ты не умеешь этого делать.

— Не умею?

— Конечно. У тебя всё на лице написано.

— ...Я только не понимаю, при чём здесь служба безопасности. Какое они имеют право?

Мамуля, Светка и вообще большинство тех, кого я знаю, сказали бы в этом месте: «Ты что, дура?» Тырить по супермаркетам и считать, что это твоё частное дело.

— А ты чем занимаешься?

— Я дизайнер по интерьерам.

Дизайнер по интерьерам! У меня сердце упало, как я вспомнила про нашу новую кровать. И прекрасная, между прочим, кровать, простая, матрас удобный. В восемь утра привезли, и я её собрала, пока Максимчик спал на перетащенном в другую комнату диване. Этот диван надо будет сегодня выкинуть.

— Пойдёшь со мной в Русский музей на выставку?

— Прямо сейчас?

С такой охотой она это сказала, просто удивительно. Может, ей тоже совсем-совсем не с кем: парень ленится, подружки носы воротят. Ну не знаю, какие у дизайнера по интерьерам подружки и в особенности парни, и мамуля там вряд ли чета моей, всё очень интеллигентно. Им необязательно ходить по музеям, потому что у них и без того вид людей, которые туда ходят.

Попали мы на выставку русских пейзажей «Времена года», и среди времён больше всего оказалось поздней осени и ранней весны. Почему так должно быть, что дороги всегда в распутице, небо без солнца, лошадки — заморенные, коровки — худые, дети — в отрепьях и вообще всё — в грязи? Довольными и толстыми выглядели только медведи у Шишкина и купцы на гулянье у Кустодиева.

Я спросила у Машечки, отчего так. «Какая страна, такие и медведи», — сказала она мрачно.

— Но с медведями-то как раз всё в порядке.

— Я это и хочу сказать. Если бы в порядке было всё остальное, медведей бы вообще не осталось. Только в зоопарке.

Она оказалась такой забавной девчонкой, но её было нелегко понимать. Может быть, так со всеми образованными: они постоянно о чём-то думают и отвечают не на твои вопросы, а своим мыслям. Я уже привыкла с Максимчиком, но Максимчик столько утаивает, что и самые безобидные вещи заставляют его насторожиться. Не хочу сказать, что он не разговаривает со мной вообще, бедняжечка. Разговаривает, если спрашивать о Наполеоне и законах физики. (И прекрасно, пусть тренируется. Дети ему не дадут покоя.) Я сразу поняла, что главное для нашей будущей семейной жизни — не действовать ему на нервы, и не так много времени ушло, чтобы выяснить, что именно для этого нужно делать и не делать. Например, его нельзя загружать бытовыми вопросами. Тут получилось очень удачно, потому что с ними я и сама прекрасно всю жизнь справлялась, включая несложную электрику. Лапулю так потрясло, что я не устраиваю оперу Вагнера из-за необходимости поменять розетку, что пару раз в месяц он добровольно вызывается что-нибудь сделать. За кроватью со мной поехал без всяких сцен.

С людьми легко, если ты сам спокойный.

ДОКТОР

— Ну, что у нас сегодня?

— «Ревущие вершины».

— Да? 

— «Ревущие вершины»!!!

— Да? 

— В русском переводе эта книга называется «Грозовой перевал». Это один из самых знаменитых романов девятнадцатого века. Его проходят в школе. Во всяком случае, в английской.

— Очень хорошо. Продолжайте.

— Тезаурус Роджера.

— Да? 

— Тезаурус Роже! Roget!!!

— Тоже что-то знаменитое?

— Самый известный идеографический словарь в мире. «Тезаурус английских слов и фраз».