Типфании, с двумя «и» на конце, точно знала, как обернуть свои ноги вокруг его талии и скрестить лодыжки, и да, точно знала какой звук следует издавать ему на ухо. Уперев одну ладонь в стену рядом со старинным зеркалом, висевшем на стене, а другой рукой держа ее за талию, он начал толкаться в нее. Она схватила его за плечи, он закрыл глаза.
Это было так чертовски хорошо. Хотя и анонимно, очевидно, сказывался его статус иностранца, ему показалась она экзотичной. Иногда, правда, приходится воспользоваться тем, что попадается под руку.
Она кончила перед ним. Или, по крайней мере, она сделала вид, что кончила, а может и, на самом деле, он не был уверен в этом и его мало волновало, даже если она и притворялась.
Его оргазм был настоящим, мощным и быстрым, напоминая о том, что, по крайней мере, для него человеческая природа была лучше, чем альтернатива в любое время.
Когда он закончил, Типфании прижалась к его груди, он тяжело дышал.
— Ммм, — прошептала она ему на ухо. — Это было хорошо.
«Да, было», — подумал он, вытаскивая из нее член.
— Тогда давай сделаем это снова, — застонал он, подняв ее на руки и направился к кровати.
Внизу, в гостиной, Лейн позволил Рикардо Монтеверди говорить обо всем, говорить и говорить, несмотря на то, что знал, сколько именно не хватает, и чем может окончиться для Монтеверди эта безвыходная ситуация, если эти миллионы не будут возвращены.
Стакан Family Reserve помог скоротать время и сократить ожог сетчатки от фотографии сына Розалинды. Волосы, глаза, черты лица, фигура…
— А твоего брата это не беспокоит.
Итак, похоже, что речь заканчивалась.
— Эдвард больше не занимается семейным бизнесом.
— И он еще называет себя сыном.
— Следи за выражениями, — напомнил Лейн. — Любое оскорбление моего брата будет считаться, как оскорбление лично меня.
— Гордость может оказаться дорогой роскошью.
— Также, как и профессиональная честность. Особенно если она построена на лжи, — Лейн поднял бокал, как бы провозглашая тост. — Но мы отвлеклись. Я не был здесь два года и многое изменилось, но сейчас столкнулся с несчастной кончиной своего отца.
Возникла пауза, во время которой Монтеверди четко анализировал свой дальнейший разговор. Когда он, наконец, заговорил снова, его голос был плавным и агрессивным одновременно.
— Ты должен поняать, что необходимо вернуть деньги по этому кредиту.
Смешно, это было две недели назад, а прошла только неделя. Скорее всего, правление трастового фонда доверия и перспективы развития что-то пронюхало или кто-то напал на след выданного кредита.
Лейн удивился, как этому парню удалось совершить такую сделку, не боясь, что его поймают за руку.
— Скоро будет объявлена воля покойного, — произнес Лейн, — у меня нет доступа к семейным счетам, кроме моего собственного, также у меня нет доверенности на счет моей матери, мой отец обратился к своему личному адвокату, Бэбкоку Джефферсону, который и является его душеприказчиком. Если ты хочешь, чтобы вернули кредит, тебе следует поговорить с мистером Джефферсоном.
Монтеверди откашлялся, Лейн подумал: «Аааа, так вот оно что, значит он уже обращался к нему и тот его послал».
— Мне кажется, Лейн, что у вас есть более личный интерес во всем этом.
— С чего бы?
— Вам бы не хотелось, чтобы многое вышло на свет.
— Смерть моего отца уже в новостях.
— Я не об этом.
Лейн улыбнулся и встал, направляясь к бару-тележке, сделанной из латуни.
— Скажи мне, как ты собираешься поделиться этой информацией с кем-то, что моя отказывается тебе заплатить, и не покончить со своей карьерой раз и навсегда, а может и с жизнь? — он оглянулся через плечо. — Я имею в виду, давай в открытую, ладно? Ты угрожаешь мне, раскрыть информацию, и даже если это будет анонимный звонок от тебя, как это отразиться конкретно на тебе, когда совет директоров трастового фонда узнает о кредите, который ты выдал моему отцу? Мы не совсем свободны в финансовом плане прямо сейчас, и ты должен был это знать, выдавая кредит. У тебя имеется доступ ко всей информации в трастовом фонде. Ты же знал, сколько у нас есть на всех наших счетах.
— Ну, я думаю, вы бы захотели избавить свою мать от позора…
— Моя мать лежит в кровати вот уже три года. Она не читает газет, и единственные гости, которые к ней приходят — это ее медсестры — все они будут говорить то, что я им скажу, или они просто будут уволены. Скажи мне, ты также разговаривал с моим братом? Не думаю, что ты продвинешься в этом вопросе.
— Я ничего такого не делал, я просто хотел помочь давним друзьям. Ваша семья не переживет скандала… и вы должны знать, что фонд доверия вашей матери сильно истощился. Незаметно для меня, ваш отец перевел почти все деньги за день до смерти. Осталось очень мало, меньше шести миллионов. Трастового фонда вашей сестры не существует. Фонд вашего брата Макса пуст. Активы Эдварда на нуле. И если вы думаете, что это наша бесхозяйственность, то хочу вас заверить, что ваш отец стал доверенным лицом, опекуном всех этих фондов, как только он объявил вашу мать недееспособной. И прежде чем вы спросите меня, почему мы позволили ему провернуть такое, я вам напомню, что он действовал в рамках своих законных прав.
Ну, это не самая прекрасная маленькая новость. Шестьдесят восемь миллионов, казались, крупной суммой. Потом сто сорок миллионов. А теперь…
Сотни миллионов пропали.
Лейн повернулся к Монтеверди спиной и поднял свой стакан. Он не хотел, чтобы тот видел, как у него тряслись руки.
Шесть миллионов осталось в трастовом фонде матери, для большинства людей это было огромной суммой — целым состоянием. Но расходы на Истерли сожрут их за полгода.
— Я хотел все это объяснить вашему брату, — прошептал Монтеверди, — но он не захотел меня выслушать.
— Сначала ты оправился к нему, а потом к Бэбкоку.
— Вы хотите меня в чем-то обвинить?
— Бэбкок сказал тебе, куда мой отец вложил все деньги? — Лейн покачал головой. — Не обращай внимания. Если бы он сказал, тебя бы здесь не было.
Мозг Лейна работал на всю катушку, а потом он посмотрел на спиртное, налитое в его граненый хрустальный стакан.
По крайней мере он понял, куда он может приложить свои руки, чтобы получить наличные.
— Сколько времени я смогу купить за десять миллионов? — услышал он свой вопрос.
— У вас нет…
— Заткнись и отвечай на вопрос.
— Я могу дать вам еще неделю. Но мне нужно, чтобы десять миллионов были завтра на счете. Завтра до обеда.
— И они сократят долг до сорока трех миллиона.
— Нет. Это мои комиссионные за то, что я рисковал своей репутацией ради вашей семьи. Уровень долга останется прежним.
Лейн кинул взгляд через плечо.
— Ты не джентльмен.
Уважаемый человек покачал головой.
— Ничего личного, мистер Болдвейн. Это бизнес. И с точки зрения бизнеса, я могу… попридержать некоторые вещи на короткий срок.
«Спасибо, сволочь», — подумал про себя Лейн.
— Ты получишь свои кровавые деньги. Завтра.
— Я высоко ценю это.
После того, как Монтоверди сказал ему куда сделать перевод, он поклонился и направился к выходу. В наступившей тишине Лейн достал телефон.
Он знал, где можно взять деньги. Но ему необходима была помощь.
Глава 14
— Мне необходимо, чтобы ты сделал это.
Как только Эдвард поднес трубку к уху, зазвучал мрачный голос брата, собственно такие же, как и новости. Все пропало. Фонд доверия и перспективы развития иссяк. Учетные записи стерты. Поколение изобилия было дематерилизовано.
— Эдвард? Ты должен встретиться с ней.
По какой-то причине, Эдвард повернулся к своей маленькой кухне. Шелби стояла у плиты, что-то помешивая в кастрюле, и запах исходил убийственно вкусный.
— Эдвард, — крикнул Лейн. — Алло?
У Шелби выбилась прядь волос из хвостика, и она убрала ее за ухо, словно та ее раздражала, пока смотрела вниз в суп. Рагу. Соус. Или что там она готовила.