Она молча моргнула, глядя на него, на что он закатил глаза.
— Хорошо. Я постараюсь быть более вежливым. Пожалуйста, сходи со мной поужинать. Я был бы очень признателен тебе, если бы ты составила мне компанию.
— Нет, это невозможно. — Она провела ладонями по своей рубашке. — Я не одета для такого особенного события.
— Я тоже не одет, но я в настроении поесть отличную курицу. Поэтому нам следует отправиться в Joella.
Прохромав к двери, он широко распахнул ее.
— Ты готова? Кусочки мяса шесть раз посыпаются различными специями, и каждый имеет вкус небес… и я не кощунствую.
— Вы не хотите предложить Мое пойти с вами?
— Нет, я хочу пойти с тобой. Всего лишь пойти поесть.
Он вышел за дверь, на свежий воздух и возникла пауза… Шелби тоже, наконец, вышла. Он вздохнул глубоко полной грудью, как только она прошла мимо него, и едва улыбнулся. Она пахла старомодным Prell шампунем, он задался вопросом, где она смогла его отыскать. Разве он еще не снят с производства? Может он хранился у ее отца, или, возможно, остался от предыдущего жильца квартиры, которую он ей предоставил.
Прежде чем последовать за ней, Эдвард схватил деньги, оставленные на бюро в ночь, когда к нему приходила Саттон, а он принял ее за…
Он закрыл дверь коттеджа, находясь под впечатлением, нахлынувших воспоминаний той ночи, и взглянул на небо. Эдвард замер, любуясь широким простором и различными цветами, начиная от светящегося уголька заката на западе и бархатной синевы надвигающейся ночи с востока. Вдохнув еще раз полной грудью, он почувствовал чистый запах душистой травы, земли и запах дыма отдаленного костра, как если бы Мое и Джоуи готовили на гриле гамбургеры за сараем.
Почувствовав дуновение воздуха на коже было своего рода благословением.
Странно, что он не ценил этого раньше. И это было правдой, особенно когда он жил в социуме.
Но тогда он был слишком сосредоточен на работе, на компании, на конкуренции.
А потом он слишком погряз в боли и в горечи.
Столько упущенных возможностей.
— Эдвард? — позвала Шелби.
— Пойдем.
Подойдя к ее грузовику, он открыл перед ней дверцу, и хотя она, казалось, была не совсем знакома с таким обхождением, она мечтала руководить всем сама, но забралась на пассажирское сиденье. Он захромал, обходя спереди машину, садясь за руль.
Запустив двигатель, он тихо двинулся, направляясь в сторону города. Сначала на автостраде периодически показывался разнокалиберный транспорт, ему даже пришлось объезжать трактор, который сталкивал их на обочину. Но вскоре появились привычные автомобили и светофоры.
Очутившись на окраине города, он осматривался, замечая изменения в витринах. Кварталах. Он заметил новые модели машин. Билборды. Разделительную линию, превратившуюся в зеленые насаждения и…
— О Боже, они ликвидировали White Castle.
— О чем вы говорите?
Он указал на новое здание, в котором размещался банк.
— Здесь находился White Castle. Всегда, сколько я себя помню. Я гонял сюда на своем велосипеде, когда был еще ребенком. Мне приходилось копить деньги, чтобы купить вафельное мороженое для братьев. Я должен был тихо, чтобы меня никто не видел, назад проникнуть в дом, потому что не хотел, чтобы мисс Аврора заметила и подумала, будто нам не нравится ее еда. Нам нравилось, как она готовила. Но мне также нравилось приносить моим братьям то, что могло сделать их счастливыми. Джин никогда не ела с нами вафельное мороженое. С трех лет она начала беспокоиться о своем весе, боясь растолстеть.
Эдвард умолчал о том, что как правило, после таких вылазок, отец использовал свой ремень на нем. В девяти случаях из десяти, и Макс был единственный, как правило, кто заваривал всю кашу, будь то взрыв фейерверка на крыше гаража или галопом на лошади въезжая в главные двери Истерли, или позаимствовав у отца один из его роллс-ройсов, оставив его в чистом поле внизу холма.
Он слегка улыбнулся самому себе. Конечно, в других семьях возможно не все так ужасно. Роллс-ройсы, однако, были превосходными автомобилями во всех отношениях, с моделированные таким образом, чтобы ездить исключительно в оперу или в клубы. Но никак уж не в конце августа по полю в период сбора урожая кукурузы.
Боже, у него до сих пор стояла перед глазами картинка — последняя самая совершенная модель Corniche 1995 IV, с низко посаженным бампером, была забита початками кукурузы, шелухой и стеблями. Уильяма Болдвена совершенно не позабавил этот вид, когда он обнаружил свою новую игрушку испорченной, после чего Макс не мог сидеть неделю.
Чтобы перестать вспоминать, Эдвард сказал:
— Прошлой ночью я был несказанно впечатлен тем, что ты совершила.
Шелби оглянулась на него и тут же отвернулась.
— Наб не такой уж и плохой. Он хочет стать более ответственным, и он сможет это вам доказать. Вам лучше работать с ним, и не всегда позволять ему делать то, что ему хочется.
Эдвард рассмеялся… и Шелби резко повернулась к нему. Она пялилась на него во все глаза, поэтому он спросил:
— Что?
— Я никогда не слышала, что вы… ну.
— Смеюсь? Да, наверное, ты права. Но сегодня все по-другому, словно у меня тяжесть свалилась с плеч.
— Потому что с Набом все хорошо? Он всего лишь немного порезался, и с его передними ногами все будет в порядке. Могло быть и хуже.
— Благодарю тебя.
— Не за что.
— Ты знаешь… я люблю этого жеребца. Я помню тот день, когда купил его. Я только вышел из реабилитационного центра, испытывая адскую боль тогда. — Эдвард остановился на светофоре у большой белой церкви с медным шпилем. — Когда я пытался перенести вес на правую ногу, у меня все время было такое чувство, будто опять ее сломал. И я сидел исключительно на опиатах, мой пищеварительный тракт разучился принимать что-либо другое и работать. — Как только включился зеленый, он нажал на газ и оглянулся. — В общем много всего объяснять, если коротко, то опиаты способствуют застою желудочного тракта, что почти так же плохо, когда ты принимаешь наркотики. Боже, я никогда раньше не ценил обычных основных функций организма. Наверное, это никто не ценит. Мы бесконечно обсуждаем со всех сторон наше тело, мешок плоти, которое является средством, давать питание серому веществу, и принимаем обычную работу нашего тела как должное, если все отлично по жизни, постоянно жалуясь на его работу и как тяжело, или…
Эдварду пришлось пару раз взглянуть на свою пассажирку: Шелби по-прежнему сидела, повернувшись к нему в пол оборота, таращась на него, и да поможет ей Бог, с отвисшей челюстью.
Она выглядела не менее удивленной, нежели, когда занималась с жеребцом.
— Что? — спросил он.
— Ты пьян? И сел за руль?
— Нет. Последний раз я пил… прошлой ночью. Или позавчера. Я сбился со счета. Почему ты спрашиваешь?
— Как правило, ты немногословен.
— Ты хочешь, чтобы я перестал?
— Нет, вовсе нет. Это… хороший знак.
Эдвард подъехал к перекрестку. И ему пришлось напрячь память, чтобы вспомнить в какую сторону двигаться.
— Я думаю, что налево.
Они проезжали мимо торговых магазинчиков с ювелирными украшениями, салонов красоты, студии пилатес и бутика, продающего светильники. Потом мимо многоквартирных домов в три этажа, из кирпича, с припаркованными машинами.
«Сколько жизни, — подумал он. — Сосредоточено на земле».
Смешно, но раньше его единственное отношение к миру было связано с его статусом благородной семьи Брэдфордов, он игнорировал всех этих людей, занятых своей жизнью. Не потому, что он брезговал общаться с ними или не уважал, а потому, что он, безусловно, чувствовал себя гораздо более значимым, благодаря тому количеству нулей, которые лежало у него на счете, до десятичной точки.
Боль и проблемы со здоровьем, похоже вылечили его от этого высокомерия.
— Вот он, — с триумфом произнес Эдвард. — Я помнил, что он находится здесь.
Припарковавшись перед уютным маленьким ресторанчиком напротив, через улицу, он попытался обойти машину, чтобы открыть перед Шелби дверь, но его лодыжка и нога не могли двигаться так быстро, как хотелось бы, и она не стала дожидаться его, открыла дверь и вышла. Вместе, они перешли проезжую часть, он придержал перед ней дверь, когда они входили внутрь.