Шелби оглянулась на других посетителей. Официантов за стойкой бара и поваров в глубине кухни, готовивших блюда.
— Она — причина, по которой вы не знаете… что со мной делать?
— Да, — хотя он вспомнил те ночи, которые они провели бок о бок в его постели. — Но существует и другая причина.
— Какая?
— Я знаю, почему ты заботишься обо мне. Твой отец был таким же, как я. Иногда мы делаем одни и те же вещи, понимаешь? Когда нам кажется, что с первого раза у нас не получилось.
Черт возьми, он поймал себя на мысли, что фактически рассказывал о себе — о себе, своих братьях и своем отце. Эдвард был предельно честен с самим собой, и ему всегда хотелось защитить своих братьев от человека, который третировал их, но ущерб им был все равно уже нанесен. Их отец был очень властным, несмотря на временные отсутствия, он все равно продолжал контролировать своих детей.
И его жестокость была еще страшнее, потому что он не выражал никаких эмоций, типа вспышек гнева или, когда человек начинает кричать и бросаться различными предметами.
— Я делаю то же самое, — тихо признался он. — На самом деле, я даже продолжаю поступать в этом духе… это значит, что мы с тобой похожи, на самом деле. Мы оба выискиваем какую-нибудь причину, чтобы спасти кого-то.
Шелби молчала, причем долго, у него даже появилась мысль, что она захочет встать и уйти, или выкинуть что-нибудь другое.
Но вдруг она заговорила:
— Я заботилась о своем отце не потому, что любила его, а потому, что если бы он убил себя выпивкой, чтобы я тогда делала? Матери у меня не было. Мне некуда было идти. Жить с пьяницей было намного легче, чем мыкаться по улицам в двенадцать или тринадцать лет.
Эдвард вздрогнул, попытавшись представить маленькую девочку, которая никого не интересовала, наоборот, это она заботилась, с отчаянием пытаясь вразумить взрослого пьяницу, чтобы каким-то образом выжить самой.
— Я сожалею, — ляпнул Эдвард.
— За что? У вас нет ничего общего с моим отцом пьяницей.
— Возможно, но ты столько за свою жизнь нагляделась на пьяниц, хотя бы в моем лице. И получается со мной ты все время оказывалась в положении, которое ты и так слишком хорошо…
— С вами я не оказывалась…
— Прости, че…
— …не упоминай имя Господа всуе.
— …хорошо.
Возникла пауза. А потом они оба рассмеялись.
Шелби снова стала серьезной.
— Я не знаю, что еще с вами делать. И я так ненавижу страдания.
— Это потому, что ты хороший человек. Ты, действительно, ЧВ (черт возьми) хороший человек.
Она улыбнулась.
— Вы сами себя подловили.
— Я учусь.
Прибыли их блюда — курица в баскетах, уложенная на красную и белую бумагу, с тонкой и горячей картошкой фри, официантка, принесшая заказ, поинтересовалась не хотят ли они еще содовой.
— Я голоден, — заметил Эдвард, когда официантка удалилась.
— Я тоже.
Они приступили к еде и замолчали, от еды ощущая себя просто прекрасно. И он поймал себя на мысли, причем радостной мысли, что у него не было с Шелби секса.
— Ты сказал ей? — поинтересовалась она.
Эдвард вытер рот салфеткой.
— Что? О… да. Нет. Она ведет совершенно другую жизнь, чем я. Она ведет ту жизнь, которой я жил раньше, и я не собираюсь к ней возвращаться.
И для этого было достаточно причин.
— Вероятно, стоит ей сказать, — произнесла Шелби, откусывая курицу. — Если бы вы были влюблены в меня… я хотела бы об этом узнать.
Задумчиво произнесла она, но ее глаза не затуманились от мечтаний и не стали грустными от его потери. И как только она произнесла эти слова, он подумал, что она настолько же открыта к людям, как и лошадям, за которыми ухаживает.
— Я хочу тебе кое-что сказать. — Эдвард стукнул по донышку бутылки с кетчупом на свою картошку фри. — И хочу попросить тебя кое о чем, чтобы ты сделала.
— Вы имеете в виду, что мне скажите первой и больше никто не будет об этом знать?
— Точно.
— Что это? Если речь идет о Набе, я собираюсь завтра вызвать ветеринара, чтобы он его осмотрел.
Он рассмеялся.
— Ты читаешь мои мысли. Но нет, речь не о нем. — Он снова вытер рот салфеткой. — Я хочу, чтобы ты сходила с Джоуи на свидание.
Она резко подняла голову, он тут же остановил ее от поспешных выводов, накрыв ее руку своей ладонью.
— Всего лишь на ужин. Ничего особенного. И предваряя твой вопрос, он не просил меня об этом, и, честно говоря, если бы узнал, что я веду с тобой такие беседы, он бы поколотил меня, и я бы захромал еще больше. Но мне кажется, тебе стоит дать этому парню шанс. Он сильно в тебя влюблен.
Шелби смотрела на него в полной растерянности.
— Он…?
— Ой, да ладно. Ты великолепно обходишься с лошадьми, и ты чертовски привлекательная женщина. — Эдвард поднял указательный палец. — Я не упоминаю Господа всуе.
— Я просто не заметила от него ничего такого, кроме как вопросов по работе.
— Ну, тебе следует приглядеться.
Она откинулась на спинку стула и покачала головой.
— Вы знаете… я не могу в это поверить.
— Поверить, что кто-то может, на самом деле, увлечься тобой? Нормальный человек, который не пытается засосать тебя в свою собственную черную дыру саморазрушения, так что ли?
— Ну, и это тоже. Я просто никогда не могла предположить, что вы способно замечать нечто подобное.
Он взял колу, рассматривая банку с газированным напитком.
— Полагаю трезвость действует на меня как алкоголь на большинство людей. Я становлюсь более болтливым.
— Это шутка…
— Что?! И более честным.
— Очень мило. — Ее голос стал более мягким, и она отвела взгляд. — Это очень хорошо.
Эдвард откашлялся.
— Чудеса случаются.
— И я никогда не видела, чтобы вы столько ели.
— Много времени утекло с тех пор.
— Вам не нравится моя стряпня?
Он засмеялся и отодвинул от себя картошку фри. Если он съест еще хотя бы кусочек, то лопнет. И в прекрасном настроении он поднялся из-за стола, сказав:
— В данный момент я хочу мороженое. Пошли.
— Я не заметила, чтобы официантка принесла нам счет.
Эдвард наклонился и выудил из кармана тысячу долларов. Отсчитав две купюры по сто, он сказал:
— Этого должно хватить.
Шелби смотрела на него, выпучив глаза от удивления, он протянул ей руку.
— Вставай. Я объелся так, что мне необходимо закусить мороженым.
— Полная бессмыслица.
— О, в этом и весь смысл. — Он захромал на выход, обходя столики с другими посетителями. — Холодное и сладкое хорошо успокаивает желудок. Так всегда говорила моя мама, мисс Аврора, а она всегда права. И нет, я не ненавижу твою стряпню. Ты очень хорошо готовишь.
Выйдя на улицу, он опять воспользовался моментом, чтобы еще раз вдохнуть полной грудью ночной воздух и почувствовал себя очень хорошо, в груди разлилось легко ликование, кому-то другому оно могло придать несущественный оптимизм, но для него было настоящим облегчением.
— Если ты слишком объелась и не можешь вместить еще мороженое, — сообщил он ей, идя в перед и оглядываясь по сторонам, не едут ли машины, чтобы перейти улицу. — Возьми что-нибудь легкое. Например, ванильное мороженое. С шоколадной крошкой, но не бери с орехами и слишком сладкое. «Грэтер» лучше всего подойдет.
Они двигались через две полосы к ее грузовику, Шелби шла рядом с ним, сократив свой шаг, приспособившись к его медленной походке.
— Сэр! О, сэр?
Эдвард оглянулся, когда они добрались на противоположную сторону дороги. Обслуживающая их официантка вышла из ресторана с деньгами в руке.
— Только двадцать четыре доллара за счет, остальное лишнее, — сказала женщина. — Это слишком много.
— Оставьте себе. — Он улыбнулся, когда она удивленными глаза посмотрела на деньги в руках, не веря своим глазам. — Я готов держать пари на свои ноги, что за день такой работы, к вечеру у вас начинает адски болеть спина. Я знаю, каково это. Побалуйте себя вечером чем-нибудь.