Негласную поддержку «легиона» я ощутила очень скоро, едва ли не на физическом уровне.
Конечно, пришлось униженно каяться, посыпать голову пеплом, просить прощения, обещать…
И снова каяться.
Мудрый Птаха сделал все, чтобы избавить меня от многократного повторения всяческих унижений.
Дождавшись, когда «общее мнение» оформилось более-менее ясно, собрал пресс-конференцию.
В овальный зал нашего «мавзолея» журналистов набилось около сотни.
Возле стола, за которым мне предстояло сидеть, выстроилась батарея телевизионных камер, под ними прямо на полу расселись фотокоры.
Когда-то в ту пору, когда наш бизнес с Антоном был общим…
Повторяюсь.
Однако и впредь вынуждена буду повторяться, потому как слишком много событий связано с «той самой порой, когда…», да и все последующее, собственно, из нее вытекает.
Итак, в ту пору, когда… в числе прочих обязанностей я отвечала за promotion компании, многих пишущих господ знала лично и лично же щедро прикармливала с руки.
Делалось это так.
За чашкой кофе, чаще — за обедом в приличном ресторане, в приватной беседе — упаси Боже, никаких интервью! — я ненавязчиво излагала наше видение той или иной проблемы. Этого, как правило, было достаточно — материал, подающий проблему в нужном ракурсе, в скором времени появлялся на страницах солидного издания (с бульварной мелочью работала пресс-служба, я «обедала» исключительно золотые перья).
Потом мы снова встречались с автором, который вместе с картой десерта получал фирменный узкий конверт с некоторой суммой денежного вознаграждения. Порой — если знакомство было давним — процесс укладывался в формат одной встречи. Иными словами, заказ поступал одновременно с гонораром.
С телевизионными людьми было проще — продюсер или руководитель программы, если тема не была противна каналу в целом, без обеденных церемоний объявлял сумму и незамедлительно получал ее, после чего сюжет появлялся в эфире.
И в газетах, и на телевидении был народ еще более свойский — в большинстве из числа тамошних элит, — состоящий практически в штате компании. Этих попросту содержали — открывали кредитные карты в своих банках, оплачивали дорогие покупки — жилье, машины. Брали с собой на отдых.
Словом — дружили.
Я и теперь вижу в зале несколько знакомых лиц, а вернее, затылков — оглядываю публику из небольшого кабинета в бельэтаже, отгороженного от любопытных глаз зеркальным стеклом, — но особо не обольщаюсь.
Воды с той «обеденной» поры утекло предостаточно — большинство старинных знакомцев не раз и не два сменили хозяев — такие теперь времена.
И кто его знает, с кем обедают теперь?
Однако, как ни странно, чувствую себя уверенно.
И даже некий кураж, давно забытый, откуда невесть просочился в душу.
Она встрепенулась. Возбуждена, конечно. Но это, без сомнения, радостное возбуждение.
— Пора, — говорю я Птахе и главному охраннику, который с завидным упрямством следует за мной по пятам и вообще совершает все положенные ритуалы, словно не замечая подмены.
Пресс-секретарь — приобретение последней Антоновой поры, — молодой, прыткий, амбициозный, рысью несется вниз объявить выход.
Я иду не спеша.
Высоченные шпильки «траурных» туфель в принципе исключают спешку. И это правильно.
Костюм, поразмыслив, я надела тот же, что в день похорон.
Не хватает только шляпы с вуалью, это, однако, был бы уже перебор.
Причем весомый.
Так — comme il faut, как говорят французы.
Просто, достойно, с намеком на траур, но без явных его признаков.
Зал встречает меня глухой, настороженной тишиной.
Сгусток любопытства отчетливо клубится в воздухе.
— Здравствуйте, дамы и господа. Прежде всего я хочу сказать вам спасибо за то, что пришли…
Теперь самое время сделать паузу и оглядеть зал.
Максимально долгую паузу — как учила моэмовская Джулия, великая актриса и мужественная женщина из породы победительниц.
Замолкаю и смотрю прямо, не скрывая того, что рассматриваю их в упор.
Примостившийся в первом ряду Птаха начинает проявлять признаки беспокойства.
Напрасно.
Сейчас я начну говорить, и — видит Бог! — они с восторгом проглотят все, что я сочту нужным произнести.
«Схавают», — сказал бы Антон.
Но я никогда не одобряла сленга.
Час настал — подходящий случай представился.
Но прежде прошло не так уж мало времени. Достаточно для того, чтобы мой восторг испарился.
Антон действительно стал бывать дома чаще, а после и вовсе перестал высовывать нос на улицу.