— Ладно, я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Правда состояла в том, что Саттон придавала ему мужество и силы.
Закрыв дверь машины, он поправил черный костюм и галстук. И пошел вперед, ненавидя, что так заметно хромает, но здесь он уже ничего не мог изменить.
Войдя в затемненное, больше напоминающее ангар, помещение, ему в нос ударил запах нефти, и он почувствовал невыносимую жару, поскольку стены были металлическими, а верх крыши все время находился под солнечными лучами. По крайней мере, здесь был один кондиционер, он слышал его журчание, но где-то в дальнем офисе.
Он продвигался вперед мимо рядов косилок, экскаваторов, погрузчиков и плугов. Все стояло на определенных местах: будь баллон с газом или мешки с семенами травы, воздуходувки или грабли, тачки или четырехколесные транспортные средства, все было в хорошем состоянии, было видно, что за всем ухаживали.
Кабинет главного садовника был застеклен, но стекла были такими старыми и пыльными, что с трудом можно было что-то через них разглядеть. Но внутри кто-то был, Эдвард различил силуэт фигуры.
Эдвард остановился у закрытой двери. Прочистил горло, а потом поднял руку и постучал.
— Даа, — последовал резкий ответ.
А потом скрипнув, дверь открылась.
Гэрри МакАдамс замер на пороге… внезапный страх появился в его глазах.
И в этот момент, Эдвард получил ответы на все свои вопросы, которые хотел ему задать. И все же он был вынужден спросить:
— Вы знаете, кто я?
Пожилой мужчина попятился и, казалось, чудом нашел свое кресло. Прошло довольно много времени, прежде чем он ответил двумя словами со своим южным акцентом, соединив их в один слог:
— Дасир.
Эдвард на мгновение прикрыл глаза.
— Я знаю, что вы… ты разочарован по поводу меня, — тихо произнес Гэрри.
— Нет, — резко возразил Эдвард, открыв глаза. — Это настоящее облегчение. Я всегда хотел иметь отца, которым мог бы гордиться.
Гэрри от его ответа растерялся окончательно.
— О чем ты говоришь, я всего лишь простой садовник.
Эдвард отрицательно покачал головой.
— Вы хороший человек, вот о чем я говорю.
Глава садовников снял свою кепку, Эдвард внимательно разглядывал его лицо, замечая свои черты и глаза… Да, его глаза. Они были точно такими же голубыми, как и у него.
— Знаешь, я сохранял дистанцию, — сказал Гэрри. — Потому что твоя мама настоящая леди. Она не знает, что делать с таким, как я. Но знаешь, я люблю ее. Я всегда любил ее и всегда буду. И чтобы ты знал, я никогда ее ни о чем не просил. Она давала мне свою любовь, как могла и когда могла, и этого для меня более чем достаточно.
— Не возражаете, если я присяду? Мои ноги уже не очень хорошо слушаются.
Гэрри наклонился, собираясь встать, Эдвард остановил его рукой, опустившись на трубу. И они какое-то время просто смотрели друг на друга.
— Ты уволишь меня?
Теперь Эдвард подался всем телом вперед.
— Боже, конечно, нет. Зачем мне это делать?
— Хорошо. Я люблю свою работу и не хочу оставлять ее. Я имею в виду, здесь.
И вспомнив слова Лейна, Эдвард слегка улыбнулся.
— Я рад, что ты любишь мою мать. Она это заслужила. У нее была очень тяжелая жизнь в этом большом красивом доме.
— Я знаю. Я старался быть рядом с ней все это время.
Эдвард достал телефон и быстро набрал смс-ку.
— Я хотел бы, чтобы ты познакомился с кое с кем, для меня это очень особенный человек.
— Твоей девушкой? У тебя есть девушка?
— Да, есть.
До кабинета донеслось цоканье каблуков Саттон по бетонному полу, перекрывая шум кондиционера, а потом она открыла дверь.
Он и Гэрри тут же поднялись на ноги, поскольку так было принято, когда входила женщина.
— Саттон, это мой отец, Гэрри МакАдамс.
Гэрри опять снял свою кепку и переводил взгляд с Саттон на Эдварда, а потом назад.
— Прости меня, мэм, у меня руки грязные.
Саттон улыбнулась и подошла к нему, чтобы обнять.
— Ничего страшного, я готова поздороваться с вами вот так.
Бедняга чуть не упал в обморок. А потом Саттон опустилась на древний стул 1950-х годов и улыбнулась ему такой улыбкой, словно на ней не был костюма от Армани и жемчужного ожерелья, и она только что не приехала с похорон.
— Я так рада с вами познакомиться, — тепло произнесла она. — Я знаю, Эдвард так нервничал прежде, чем прийти к вам, но, мне кажется, что оно того стоит. Вам двоим потребуется время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Эдвард посмотрел на нее, он так ее любил, но сейчас ему показалось, что он полюбил ее еще больше. И рассматривая нерешительное выражение на лице отца, он точно понял, что открывшаяся правда намного лучше, чем роскошная, уродливая ложь, с которой они жили столько времени.