— Одна. — Он нахмурился, но она пояснила: — кто-то должен остаться с Джин. Ей не следует быть сейчас совсем одной.
— Лиззи. — Он отрицательно покачал головой. — Пожалуйста, не уезжай.
— Только на ночь.
— Точно?
Она кивнула.
— После этой ужасной грозы мне нужно проверить свой дом. А ты должен остаться здесь.
— Но медсестра матери…
— Должна оставаться с твоей мамой.
— Лиззи.
Она закрыла глаза и вздрогнула.
— Тебе стоит отпустить меня прямо сию минуту. Сегодняшний день явно для меня слишком. Нет… Я всего лишь хочу поспать в своей постели и проснуться в своем маленьком домике на ферме. Выпить чашечку кофе, которую сама себе сварю. А не брать полнопривод, выискивая расчлененные конечности. Мне необходимо… побыть нормальной, хотя бы минутку.
Другими словами, не причастной к расследованию убийства, к буксирующей машине на болотистой местности и не к вранью копам. О, а также, если бы перед ней не маячило кровотечение, боль или смерть, то было бы просто прекрасно, спасибо.
Лейн открыл рот, чтобы ответить, но не успел.
Джефф вошел на кухню с передней стороны дома, на нем все еще был его костюм и портфель в руке.
— Привет, хорошие новости.
— Какие? — спросил Лейн мертвым голосом.
— На нас подали иск два банка.
Лейн прислонился спиной к стене, но Лиззи пришлось спросить:
— Разве это хорошие новости?
— Если бы подали три, — произнес Джефф, — нас принудили бы объявить о банкротстве. Так что, ура! Что на ужин, дети? Я не помню, когда в последний раз ел.
Глава 30
Через несколько часов Лейн проснулся в темной комнате от странного ощущения… хотя нет, постойте. Он был не на кровати, а на диване… в гостиной в Истерли.
Повернув голову, он обнаружил, что заснул с бутылкой Family Reserve, в которую тут же вперился ее взгляд… ага, точно, которую он опустошил на четверть. Рядом находился его хрустальный стакан, пустой. Обуви на нем не было, голова упиралась на декоративные подушки с кисточками, одна из которых запала ему в ухо, и все его тело лежало под странным углом.
Пытаясь выяснить, что нарушило его сон, он стал вспоминать не приснился ли ему кошмар.
Жаль, но просыпание оказалось для него из полыни, да в полымя.
Постойте-ка, нет… Сначала полымя, а потом полынья?
— Кого, черт возьми, это заботит.
У него закружилась голова, как только он сел и огляделся…
Одна из французских дверей в этой элегантной гостиной была широко открыта, и ночной ветерок, прекрасный и мягкий, задувал в помещение… может, это аромат из сада разбудил его?
Поднявшись на ноги, он направился к двери и выглянул наружу. Ветерок был еле уловимым, и он явно не мог распахнуть дверцу, Лейн опустил взгляд на блестящие глянцевые доски террасы. Они были все еще мокрыми, покрытые листвой, если бы кто-то вошел внутрь, неужели он не оставил бы следов?
Он включил лампу. Но на полу ничего не заметил.
Выйдя наружу и ступая по каменным плитам, он оглядывался по сторонам…
Кто-то двигался вдоль французских окон дома изнутри.
Фигура в белом… женщина… словно плыла в ночи по каменным ступеням в сад.
Лейн припустил трусцой.
— Извините. Эй?
Фигура остановилась. А потом повернулась к нему лицом.
— Мама?! — шокировано выдохнул он. — Мама, что ты здесь делаешь?
Лейн замер, его сердце ускоренно стучало в груди, хотя он пытался перевести дыхание. Наверное, люди с психическими расстройствами предпочитают блуждать в ночи? Или это результат ее лекарств и ухудшения ее состояния?
Или что еще?
— Привет, Эдвард. — Она радостно улыбнулась ему. — Такой прекрасный вечер, не правда ли? Я решила, что хочу подышать свежим воздухом.
Правильная речь его матери больше подходила к Дому Виндзоров, чем к Югу Мейсона — Диксона, согласные звучали уверенно, а приподнятая бровь вместе с высокомерным тоном давали представление о ее происхождении, кем она являлась, гарантируя, что из уважения к ней, все выслушают ее до конца.
— Мама, думаю, нам стоит вернуться в дом.
Ее взгляд прошелся по цветам и цветущим деревьям, и в сумраке ее лицо выглядело также, как и в молодости, она по-прежнему держалась с достоинством и обладала прекрасными манерами, и в старые времена это называли «хорошим воспитанием».
— Мама?
— Нет, думаю, нам стоит пройтись. Эдвард, дорогой, дай мне руку.
Лейн тут же вспомнил о прощении с отцом. Тогда она тоже ошиблась, приняв его за Эдварда.
Он оглянулся в сторону дома. Где, черт побери, находится медсестра?
— Эдвард?
— Конечно, мама. — Он предложил ей согнутую в локте руку. — Мы пройдемся по саду, а потом я все же буду настаивать, чтобы мы вернулись в дом.
— Хорошо, это прекрасно, что ты переживаешь за меня.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Эдвард, дорогой.
Вместе они пошли по кирпичной дорожке, углубляясь в сад к статуям. Его мать останавливалась перед каждым каменным изваянием, словно встречалась со старыми знакомыми, потом остановилась перед японским прудом с декоративными карпами, внимательно рассматривая серебряных, оранжевых и пятнистых рыбок. Сверху светила луна, закрываемая редкими тучами, посылая свой холодный свет вниз, так часто происходило в теплые месяцы.
— Мой муж умер.
Лейн взглянул на нее.
— Да, мама, он умер.
— Он умер недавно.
— Да. — Лейн нахмурился. — Ты скучаешь по нему?
— Нет, боюсь, что нет.
Потом они надолго замолчали. И Лэйн не выдержал, ему захотелось узнать.
— Мама, я хочу кое-что спросить у тебя.
— Что, дорогой?
— Твой муж умер. Это… умер мой отец?
Она совершенно спокойно двинулась вперед.
Затем повернулась к Истерли, окидывая взглядом величественный простор, и Лейн заметил странный блеск в ее глазах.
— Мы не должны говорить о подобных вещах, Эдвард.
— Мой отец мертв, мама? Пожалуйста, скажи мне, мне нужно это знать для собственного спокойствия.
Она опять надолго замолчала, а потом ответила и ее слова напоминали шепот:
— Нет, дорогой. Твой отец жив.
— Мама, мне нужно узнать, кто он. Пожалуйста, скажи мне. Твой муж умер, поэтому никто не пострадает от правды.
Он замолчал, ожидая ее ответа. Она опять взглянула на дом, и Лейн испугался, что она погрузилась в свои воспоминании и уже не вернется из них.
— Мама? Ты можешь мне сказать.
Призрачная улыбка появилась у нее на губах.
— Я была влюблена. Когда была молодой… Я была влюблена в твоего отца. Я довольно часто видела его, хотя мы не были представлены друг другу. Семья возлагала на меня соответствующие ожидания по поводу замужества, и я не собиралась их нарушать.
Лейн мог только представлять, насколько в те времена было все строго. Существовали установленные правила, каким образом молодая девушка, впервые выходящая в свет, и молодой холостят из известной семьи, должны были познакомиться и как должны были развиваться их отношения, а если кто-то из них вдруг допускал ошибку? Репутация была разрушена навеки.
Таковы были порядки с пятидесятых до восьмидесятых годов.
— Я наблюдала за ним издалека. О, с каким удовольствием я наблюдала за ним. Я была довольно застенчивой, и не хотела создавать проблем своей семье. Но в нем что-то было такое. Он был другим. И он никогда не переходил границ. На самом деле, я часто задавалась вопросом, почему он делал вид, что не замечает меня? — Она опять замолчала. — А потом появился Уильям. Он был не совсем тем, за кого мой отец хотел бы выдать меня замуж. Но Уильям мог быть таким очаровательным, и он был уже не мальчик, поэтому смог убедить отца, что он прекрасный бизнесмен… и он нам просто необходим. В конце концов, в нашей семье не было преемника, которому можно было передать бразды компании «Брэдфорд бурбон», поскольку я была единственным ребенком, отец не хотел, чтобы КББ ушла из семьи и попала в чужие, когда он умрет. Уильям стал работать в «Брэдфорд бурбон», и я должна была выйти за него замуж.