— Враг сзади, береги затылок, иначе смерть!
И невиданной и непонятной силой своей, святой Елизар дал прочувствовать весь момент опасности, грозившей его ученику. Показав ему всё это в его же воображении, только очень замедленно, где и полёт пули можно было проследить и отклонить её. Но это удел избранных. И смертоносный удар монаха не достиг своей цели.
— Гаси источник энергии противника и его самого, как свечу — на одном дыхании! Убей в нём пламя жизни!
Так и поступил Никодим, со своим наёмным убийцей.
— И ещё не забудь, Никодим, поставить свечу за святого мученика Елизара. Я за веру нашу выстрадал и вытерпел много мытарств и, тем самым высоко вознёсся, в молитвах своих. А для людей лучше всего отстроить часовню. И тем самым укрепить нашу веру, а так же самих себя.
Так когда-то и на Куликовом поле было. И потом ещё на Руси было бесконечное множество раз.
В забайкальской тайге, и моя часовня стоит. И к ней приходят помолиться добрые люди.
— Думай!
Черный монах долго приходил в себя и еле поднялся на ноги. Лицо его было страшно обезображено. На заплетающихся ногах он всё же уходил в воду Амура, как будто ища там спасения.
— Не жилец! — роптали казаки. — Помирать убийца пошёл!
Но младший из монахов, словно обезумев, с яростным воплем, ринулся за ним в воду.
— Уйдёт Джига! Он бессмертен! Его нельзя победить. Смерть его у меня находится!
И в руках у младшего из монахов на солнце злобно блеснул серебряный и лёгкий кинжал. Тот по-осиному легко завис в воздухе, над родничком монаха, и вонзил туда своё жало.
Великий Амур принял тело убитого монаха как жертву. Без всякого сочувствия водоворот подхватил тело и увлёк за собой в глубину реки.
— Ты зачем убил своего собрата по вере? — спросил монаха начальник казаков Семихатов Валерий Борисович.
И другие недоумевали — зачем?
— Я должен был его убить в любом случае. И у него есть такой же кинжал, для меня приготовленный. И он так же поступил бы со мной. Доложить о выполнении нашей миссии должен только один живой человек — кто-то из нас. Сейчас я выше поднялся по нашей иерархической лестнице и занял место побеждённого товарища. А тот высоко там стоял! Сейчас ему уже ничего не надо. В случае моей победы я поднимусь ещё выше. Я этого давно заслужил. Я долго ждал своего часа, и наконец-то он наступил.
Лицо монаха было неимоверно счастливо — пробил его час. Наконец-то?
Удивляется Валерий Борисович: «Значит, ты все равно будешь биться с нашим казаком, даже после полного вашего поражения, и всей вашей позорной миссии. И снова за веру свою, но в эту сказку уже никто не поверит. Наверно ты о своей карьере печёшься!»
Добрые глаза начальника озорно смотрели на монаха. И седеющие волосы Валерия Борисовича растрепались. Он не был сейчас начальником, а был, как говорится, со всеми казаками на одной ноге.
— Ты никогда не сможешь победить русского человека, потому что твоя душа уже давно была убита тем, кто послал тебя других убивать.
И продолжил, уже серьёзно, с душевной теплотой в голосе.
— Кто из казаков желает постоять за веру свою и честь нашего казачества? Очень сожалею, что сам не смогу это сделать: выбор был сделан самими монахами.
Желающих бойцов было немало, но когда выдвинулся вперёд Василий Бодров, то остальные казаки поутихли. Равных соперников по мастерству ему не было во всей станице. И, наверное, во всём Забайкальском казачестве.
Трудно это было определить, потому что среди казаков такого уровня бои не проводились. Это было строго-настрого запрещено уставом. Они принадлежали к элите казачества, и когда-то, в старину ещё, их называли Характерниками. Такой пеший казак мог уцелеть даже тогда, когда на него неслась конная лавина кочевников. Когда кровь в жилах леденеет от ужаса не только у людей, но и у полудиких степных коней. И, кажется, солнце от ужаса тоже стынет на небе.
А казак успевает отбить от себя и стрелу и брошенное в него копьё. И затем начинает выкручивать на земле невообразимый танец смерти. Как юла он крутится на руках параллельно земле и вокруг своей, невидимой глазу, оси. И каждая клеточка его тела тоже движется в этом невообразимом, энергетическом разящем потоке. Эдакий маленький солнцеворот, но только поперёк общего движения лавины. Ломает казак своими тренированными ногами ноги несущихся на него лошадей, как снарядом. И лошади, вместе со своими всадниками, с ходу заваливаются на бок и с грохотом бьются об землю. Всего через доли секунд вокруг казака гора из стонущих, вопящих, и задыхающихся от ужаса тел. А казак уже на ногах. И ловко подныривает он под следующую, летящую на него, очумелую от ужаса происходящего, лошадь. И вместе с всадником заваливает её на бок. Седока достаёт кинжалом, как молнией. И вот он уже на коне. И вытаптывает он, нервно пританцовывающими лошадиными ногами, своих врагов.