И как она раньше не замечала, сколько живительной силы в прохладном ночном воздухе! Каким родным кажется далёкий небосвод ... Как сладко пахнет вода в замшелой глубине колодца. Воды ... скорей добраться до воды.
Распахнутые окна и двери избы источали жадную, завистливую злобу ко всему живому:
- Арада, вернись ... Арада ...
Женщина опустила бадейку. Еле вытянула её слабыми руками. Опрокинула на себя.
Жива.
Отдышалась. Поднялась и пошла по улице, не думая о наготе. На бывшее жилище не оглянулась, знала: чёрный круг, даже невидимый днём, будет караулить любого, кто ступит на крыльцо.
Сняла с чьего-то забора позабытое в хлопотах покрывало.
Куда теперь? К детям, наверное, нельзя вот так сразу - неочищенной, не поименованной заново. Успеть бы до рассвета добраться до рощи Предков. Возле неё на широком камне Всеобщий староста всегда нарекает младенцев. Кто даст спасительное имя и закрепит его наговором? Ведь без него мир не примет новую душу. Всеобщий ... Он был добр к ней: соединил с обречённым Азуром. Оправдал свекровь, занимавшуюся тайным лекарством. Отстоял мельницу, которую хотел забрать у вдовы родственник мужа - всё равно работать на ней некому. А староста каждый двор обязал за жерновами смотреть, чинить обветшалое, чистить запруду. Да и брату помог.
Но свёл детей в Город. Тогда на разум словно затмение нашло - повиновалась, сама сыновей ему в руки отдала.
Нет. Пойдёт одна. Пусть судьба решит - жить ли ей.
Женщина миновала мёртво заснувшие избы и не увидела, что от изгороди богатого старостиного дома отделилась тень и заскользила следом.
- Предки всемогущие, куда ж она так несётся? - прошептал Всеобщий, споткнувшись в кромешной темноте. Вынул ниточку бусинок, отнятую у вороватого сынка Родика, и присвечивая ими под ноги, стал тихонько догонять Гераду.
Показалась роща. Небо просыпалось, венчая её розовато-золотистой рассветной короной. Тоненько просвистели самые смелые птицы. С шумом листвы, с разноголосым утренним хором Арада почувствовала себя возрождённой. Словно и не было чудовищной ошибки, которая едва не стоила ей жизни. Сейчас переберётся через ручеёк, и вот он - камень, где когда-то счастливый отец высоко поднял новонаречённую дочку и показал её миру. А потом и она обливалась радостными слезами и гордо оглядывалась на соседей: первенец ... второй сын ...третий.
Арада стояла в холодной воде, следя за алыми струйками возле разбитых ног. Надо же, и не заметила, как поранилась.
- Не трогай её! Мамонька, я здесь!
Женщина не посмела поднять глаз.
Чудо! Может, это старшенький Велек позвал её из-под песчаной насыпи в роще?
Или она сама уже не в этом мире, а там, где нет боли и печали? Вспомнилось: "...здесь все одиноки".
Нет, какова свекровушка: везде успела обхитрить простоватую Араду.
- Не трогай, я сказал!
Всё же это не её сыночек, ласковый да обходительный. Грозная сила в знакомом голосе.
Словно жаркой волной из распахнутой печи обдало женщину. Рядом кто-то беспомощно заплюхал руками по воде и голосом Всеобщего завопил:
- Хватит! Не надо!
Арада повела безумными глазами - староста растерял всю важность, пытался перевернуться со спины на бок. Отплёвывался и жалобно моргал.
А к ней уже словно плыл по воздуху Велек.
Туман в глазах рассеялся, и женщина бросилась было обнять сына. Вроде вот же он, её первенец: русые кудряшки, карие, как у отца, глаза. Но родное ли сердце бьётся под рубахой ненавистного всем людям с подворий цвета? Да и взгляд ... Будто не мать перед ним, а малая зверушка лесная. Ещё и Родик этот. Никогда Арада не жаловала ребячьего заводилу: то в одно сыновей втянет, то в другое. И тут словно грудью на острый сук напоролась:
- Велек ... А где Байру? Где мой малыш?
- В Городе, мама. Не плачь, я верну его.
- Как же так, Велек?.. Ты бросил меньшого брата?
Как странно, пугающе пристально посмотрел её ребёнок. Но отчего-то душа успокоилась, отчаяние отступило. Поняла: разлучили детей, Велек сам чудом спасся. Но брата не Городу не оставит. Арада, как сонная, из ручья вышла и на тёплые голыши присела.
Всеобщий на четвереньках из воды выполз, но встать или рядом сесть не посмел. Зашарил под мокрой рубахой, забормотал что-то.
- Чего это он? - грубовато спросил товарища Родик. На спине зачесались шрамы от плётки старосты. Так захотелось ещё раз увидеть, как обидчик беспомощно в ручье барахтается.
- Колдунов призывает.
Радужка Велековых глаз словно провалилась, уступив место мрачной черноте. А Всеобщий взвыл, отряхивая с ладоней амулеты вместе с обожжённой кожей. Потом заскулил, разглядывая раны:
- Помилуй ... Я не виноват, Правила заставили ... За ослушание - смерть. Не только мне ...
- Правила? В каких Правилах говорилось, что я и Байру должны были умереть?
- Нет, не умереть! Колдунами стать ... Власть над миром получить.
- Вот как? А почему ты для своего сына власти не пожелал?
Староста замер, потом опёрся на израненные руки, не чувствуя боли, и отполз подальше от мальчиков: