— Звучит как философский термин. И зови меня просто Мик, если согласен перейти на ты.
— Ты предпочитаешь мужское «Мик» женскому «Мишель»? Мишель — элегантное, стильное имя. А Мик больше подходит бывшему боксеру, который спился и подался в швейцары.
— Секретная служба все еще является вотчиной мужчин. Чтобы там преуспеть, надо жить по мужским законам.
— Просто прокати этих мужчин разок в своей машине, и тебя ни за что не примут за особу женского пола, даже если будут звать Гвендолин.
— Ладно, я все поняла. А что ты хочешь выяснить в Боулингтоне?
— Если бы я знал, то не стоило туда и ехать.
— Ты хочешь посмотреть гостиницу?
— Пока не знаю. С тех пор я там ни разу не был.
— Это мне понятно. Не знаю, смогла бы я снова навестить то похоронное бюро.
— Раз уж об этом зашла речь, есть ли какие-нибудь новости о Бруно?
— Никаких. Ни слова о выкупе, никаких других требований. Зачем вообще затевать похищение Джона Бруно и даже убивать агента Секретной службы и, не исключено, того усопшего, с кем Бруно хотел проститься, чтобы ничего не требовать?
— Да, покойный Билл Мартин. Я тоже подумал, что его убили.
Она удивленно на него посмотрела.
— Почему?
— Преступники не могли так тщательно разработать весь план похищения в надежде на то, что Мартин сам по себе скончается в точно назначенный ими час. Как не могли все подготовить за пару дней после его смерти, надеясь на то, что Бруно в нужный момент окажется в этих краях. Нет, наверняка Мартина тоже убили.
— Я поражена, как четко ты все разложил по полочкам. Впрочем, я слышала, что ты дока по следственной части.
— Я занимался расследованиями намного больше, чем охраной. Все агенты из кожи вон лезут, чтобы стать телохранителями, а попасть в группу, охраняющую президента, — вообще предел их мечтаний, но, оказавшись там, жаждут вернуться обратно, в следственное управление.
— И в чем, по-твоему, причина?
— Ужасный график, полное отсутствие возможности хоть что-то планировать в своей жизни. Просто стоишь и ждешь, когда начнется стрельба.
— Ты был в президентской охране?
— Да. Чтобы попасть туда, потребовались годы напряженной работы. Я проработал в Белом доме два года. Первый год все было отлично и очень нравилось, но потом — уже не так. Постоянные разъезды, общение с людьми запредельных амбиций и самомнения, при том что с тобой обращаются так, будто ты вообще никто. Особенно действуют на нервы работники Белого дома, у которых молоко на губах не обсохло и которые самостоятельно даже подтереться не могут, но зато вставляют нам палки в колеса везде, где могут. Вообще-то я уже оформлял свой выход из президентского подразделения, когда меня включили в группу по охране Риттера.
— Господи, а я потратила столько лет, мечтая туда попасть!
— А я тебя и не призываю отказаться от своей мечты. Прокатиться на «борту номер один» стоит многого. И услышать благодарность за свою работу от президента Соединенных Штатов ужасно приятно. Я просто хочу сказать, что все имеет свою оборотную сторону. Во многих отношениях охрана президента — это такая же работа, как и охрана других лиц. А занимаясь расследованиями, ты можешь засадить за решетку по-настоящему плохих парней. — Он помолчал, глядя в окно. — Кстати, раз уж речь зашла о расследовании, недавно в моей жизни снова возникла Джоан Диллинджер и сделала мне предложение.
— Какое?
— Помочь ей отыскать Джона Бруно.
Мишель чуть не заехала в кювет:
— Что?!
— Люди Бруно обратились в ее фирму с просьбой найти его.
— Извини, но разве она не знает, что этим занимается ФБР?
— И что? Люди Бруно могут нанять кого угодно.
— Но зачем ей ты?
— Объяснение, которое она дала, меня не вполне убеждает. Поэтому я толком не знаю ответа.
— И ты собираешься принять ее предложение?
— А ты как считаешь? Согласиться?
Она бросила на него быстрый взгляд:
— А почему ты об этом спрашиваешь меня?
— У тебя имеются подозрения в отношении этой женщины. Если она была замешана в убийстве Риттера, а теперь оказывается причастной к делу другого независимого кандидата, то разве это не настораживает? Итак, вопрос: соглашаться или отказаться… Мик?
— Моя первая реакция — отказаться.
— Почему? Потому что это может опять выйти мне боком?
— Да.
— А вторая реакция, которая, не сомневаюсь, еще более корыстна, чем первая?
Мишель взглянула на Шона, поняла, что он над ней подсмеивается, и виновато улыбнулась:
— Ладно, моя вторая реакция — согласиться.
— Потому что я буду в курсе расследования и смогу делиться с тобой всем, что узнаю.
— Ну, не всем. Если ваш роман с Джоан возобновится, я не хочу знать подробностей.
— Не волнуйся. Черные вдовы пожирают своих супругов. Я едва унес ноги в первый раз.
26
Примерно через два часа езды они добрались до дома Лоретты. Полицейских машин здесь не оказалось, но вокруг входной двери была натянута желтая полицейская лента оцепления.
— Наверное, входить сюда нельзя, — вздохнула Мишель.
— Наверное, нет. Может, связаться с сыном Лоретты?
Она достала из сумки мобильник и договорилась встретиться с сыном погибшей горничной в небольшой кофейне в центре города.
Мишель уже собиралась тронуться, когда Шон ее остановил. Он выпрыгнул из машины, прошел по улице туда и обратно, потом завернул за угол дома Лоретты исчез из виду. Через несколько минут он вернулся.
— Что ты там делал? — поинтересовалась она.
— Дом осматривал. У Лоретты Болдуин замечательный дом.
Они направились в центр города. На перекрестках стояли полицейские машины, и все проезжающие тщательно проверялись. В воздухе барражировал вертолет.
— Интересно, что здесь происходит? — вслух подумала Мишель.
Кинг включил радио и настроился на местную новостную станцию. Там сообщалось, что из тюрьмы бежали два опасных преступника и их разыскивает полиция.
Добравшись до кофейни, Мишель уже собиралась припарковаться, но вдруг передумала.
— В чем дело? — спросил Кинг.
Она показала на две полицейские машины, стоявшие на боковой дороге.
— Думаю, они ищут не беглых преступников, а нас с тобой.
— Тогда позвони еще раз сыну Лоретты. Скажи, что не имеешь отношения к убийству его матери, и если ему есть что сказать, пусть скажет это по телефону.
Мишель вздохнула, включила заднюю передачу и отъехала от кофейни. Оказавшись в тихом месте, она остановилась, набрала номер сына Лоретты и сказала ему то, что предложил Кинг.
— Я всего лишь хочу узнать, как она была убита.
— Это вы от меня хотите узнать? — возмутился сын. — Ведь это вы встречались с мамой, после чего ее нашли мертвой.
— Если бы я собиралась ее убить, то не стала бы оставлять свою карточку с телефоном, разве нет?
— Не знаю. Может, у вас такой пунктик.
— Я встречалась с ней, чтобы расспросить об убийстве Риттера, произошедшем восемь лет назад. Она сказала, что ей известно очень мало.
— А зачем вы это выясняете?
— Я занимаюсь историей Америки. Полицейские сейчас рядом с вами?
— Какие полицейские?
— Не надо прикидываться. Итак, да или нет?
— Нет.
— Полагаю, что это неправда. Послушайте меня. Я думаю, что мои расспросы о покушении на Риттера могли подтолкнуть кого-то к убийству вашей матери.
— Это полная чепуха! Человека, стрелявшего в Риттера, тоже застрелили!
— А вы уверены, что он действовал в одиночку?
— Как, черт возьми, я могу быть в этом уверен?!
— Вот именно. Спрашиваю снова. Как убили вашу мать?
На другом конце трубки молчали.
Мишель решила сменить тактику.
— Мы виделись с вашей матерью совсем недолго, но она мне очень понравилась. У нее был острый ум, и она не стеснялась говорить что думает. Это достойно уважения. Столько здравого смысла и интеллекта!
— Да, она была такая, — согласился сын и тут же взорвался: — Да пошла ты к черту!