— Эй, ты! Куда ты идешь? Это вообще-то моя квартира!
— Ничего так квартира, — слышу голос с усмешкой, — отойди-ка, девочка. Не то сверну тебя в бараний рог.
Перепалка между этими двоими продолжается, но Вероника еще не понимает, кто перед ней. Зато я понимаю, что и Руднев, и его друг — опасны, поэтому вынужденно поворачиваюсь к Рудневу, но ловлю его пристальный взгляд на себе и тут же даю отступные. Я не готова рисковать подругой.
— Не трогайте ее. Я поеду, куда вы скажете, — шепчу я, находясь запредельно близко к Рудневу.
Он так и не вошел в квартиру. А я так и не вышла. Мы застряли в проходе, а его тяжелая рука мертвым грузом лежала на моем плече. Горячие пальцы Руднева то и дело касались моей шее, вырисовывая какие-то непонятные мне узоры. Я попыталась отойти, но всего одним движением он припечатал меня в своё тело. Меня бросило в дрожь.
— Макар, достаточно обыскивать квартиру, — бросает Руднев, — девочки послушные, мальчиков не водят, — усмехнулся он, переводя взгляд обратно на меня.
Отвожу глаза. Его взгляд слишком тяжелый для меня. Слишком напоминающий о нашей близости — о том, о чем я бы предпочла забыть.
Но тембр его голоса и без взгляда янтарных глаз заставляет меня вспоминать об этом.
— Подружку твою я не трону. За Макара не отвечаю, больно дерзкая она у тебя.
Где-то в глубине Вероникиной квартиры до сих пор доносятся возмущения подруги, и я оборачиваюсь, чтобы попросить ее успокоиться, пока в шоке не замираю от увиденного. Тело Вероники свисает вниз головой, из ее губ вырываются едва не матерные слова, а мужская рука грубо и собственнически покоится на ее ягодицах. Сердце ушло в пятки. Вероника повисла прямо на плече Макара.
Только Ника почему-то не кричит с просьбами о помощи, а только молотит его по спине и что-то причитает.
— Отпустите ее немедленно!
— Эта дикарка — моя добыча, — усмехается тот, чье имя Макар, продолжая удерживать подругу вниз головой.
— Чтобы ты знал, двухметровая глыба льда, моя фамилия Дикая! Так что лучше отпусти меня, придурок!
— Тебе срочно нужно поменять эту фамилию. Свиридовой будешь.
— Какая мерзкая фамилия, просто гадость! Даже не смей произносить свою фамилию в моей квартире, кинконг! — едва не плюется Вероника.
Я перевожу взгляд с подруги, висящей на его плече, на Макара и не понимаю, где та острая грань между опасными словами, за которыми следует расплата, и шутками. Или это так принято: сначала шутить, а потом… что следует потом в стиле бандитов?
— Отпустите Веронику, и я поеду, — ставлю условия, чтобы Веронику не тронули.
Руднев смотрит куда-то выше моей головы.
— Отпусти девчонку, Макар. Мы сюда не за этим приехали. Достаточно было осмотреть квартиру.
— Поздно. Я забираю ее с собой.
Вскоре я понимаю, что от самого Руднева здесь мало что зависит, Макар — его друг, и они на равных.
— Не трогайте ее, она ни в чем не виновата, — прошу я.
Я подхожу к Макару, пытаясь помочь Веронике, но длинная рука мужчины тут же отстраняет меня от себя и тела моей подруги.
— Я сказал: забираю, — хмурится он.
— А чего это забираешь? У меня что, ног нет? Я сама пойду, слышишь ты? Кинконг!
Мне хочется ударить Веронику, чтобы она хотя бы на секунду замолчала, но в следующий миг я понимаю, что всех в квартире эта ситуация лишь забавляет.
Словно никто не желает ее обидеть, и вся моя паника — лишь на пустом месте.
— Я поеду, Алька! — повторяет Вероника, — только пусть сначала этот кинконг меня отпустит!
— Вероника, ты останешься, — хмуро качаю головой.
Но меня перебивает Макар. Подчиненные Руднева едва ли имеют такую силу своего слова.
— Храбрая девочка. Я же сказал, она поедет с нами… Мы не волки, не кусаемся.
— Не ты сказал, а я решила! — вставила Ника свои пять копеек.
Вы не волки. Вы намного хуже. Но от этой перепалки даже на моих губах начинает появляться улыбка. Лишь ненадолго.
Вскоре Веронику опустили на пол, но пристально следили за тем, как она собирается и гордо закрывает дверь своей квартиры. Интерес Макара к Веронике был очевиден и это… пугало меня. Вскоре нас обеих, словно под конвоиром, вывели на улицу.
Возле машины, которая ждала нас у подъезда Дикой, я вновь схватила Веронику за руку и попросила ее вернуться в дом. Опасно. Страшно. Нельзя.
Но она не стала меня слушать.
— Роднее тебя у меня никого нет, Аля, и я не дам тебя в обиду. Доверься мне, мы с этим кинконгом тебе поможем.