— Ешь.
Заставляю себя не дышать. От запаха бутерброда меня воротит, и я уже не уверена, что смогу продержаться весь ужин в таком состоянии. У меня не было мамы, которая бы объяснила мне, что я чувствую, но вероятно мое состояние зовется токсикозом.
Вероника иногда ободряюще сжимает мои ладони и выводит из-за стола под предлогами. Это не укрывается от внимания янтарных глаз.
— Ешь, Аля. Ты бледна, — напоминает Руднев, и я откусываю бутерброд.
Мы находились на веранде. Свет от уличного фонаря притягивал к себе различных мошек. В моем представлении дачей называлось ветхое небольшое здание, где можно посидеть с родителями и гостями, пожарить шашлыки и поесть свежую малину, но это была явно не просто дача.
Один из друзей Руднева по имени Константин принимается разливать напитки. Артем делает жест рукой, и алкоголь тут же плещется в мой бокал.
— Я не пью, спасибо, — пытаюсь отодвинуть бокал.
Моя улыбка выходит довольно нервной, потому что пристальный, следящий взгляд Руднева каждый раз заставляет меня съёживаться. Возможно, не было бы лишним выпить, но в его присутствии мне не хотелось расслабляться. Всегда нужно быть на чеку.
Вот только Руднев так не считал.
— Пей, я сказал. Лишним не будет.
Я замерла. Сердце прыгало туда-сюда. Было очевидно, что после бутерброда он заставит меня выпить. Чтобы я расслабилась.
Хорошо, что все снова переключились на перепалку Вероники и Макара, иначе они бы точно заподозрили неладное в наших почти супружеских отношениях.
Я тянусь к бокалу, но он опережает меня. Загорелая тука Руднева обхватывает тонкий стебель прозрачного бокала и подносит его к моим губам, медленно наклоняя.
— Открывай рот, Аля.
Холод. Зима. Его голос перебивает вкус лета, царившего на веранде.
Я приоткрываю рот, ощущаю холодное стекло, коснувшееся губ, и темная жидкая обливает мои губы, язык и десна, стремясь прямо к горлу. Мне приходится глотать ядерную жидкость, пока Руднев не решает — хватит.
— Умница… — шепчет он, смотря на мои влажные губы. Нервно облизываю их.
— Свиридова Вероника? У вас реально одинаковая фамилия? — удивляется Константин.
— Упаси господь!
Вероника закатывает глаза, а Макар сжимает челюсти. Я замечаю его взгляд — внутри этого взгляда зажегся огонь, как по волшебству, как от резкого взмаха спички.
— Скоро Свиридовой станешь, — цедит он.
— Силой в ЗАГС потащишь? — усмехается Ника.
— Силой, — обещает Макар.
Вероника смеется, быстро переключаясь на другую тему, а мы с Макаром встречаемся взглядом. Долго смотрим друг на друга, прежде чем я не выдерживаю первой и опускаю взгляд.
Макар ясно дал понять, что Вероника попала. Попала прямо в загребущие руки Кинконга.
— Взгляд отведи от Макара. Если жить хочешь, — шепчет Руднев.
И больше я не смотрю на Макара. Ни на кого не смотрю. Не понимаю причину этого приказа, но успокаиваю себя тем, что скоро я сбегу от этого зверя. Надеюсь, что сбегу…
Вскоре меня уносит. В какой-то момент жидкость, влитая в меня Рудневым, расползается по всему телу, оставляя за собой горячий след растекающегося по венам расслабления.
Расслабления, которое сходит на нет, едва я оказываюсь с Рудневым в спальне один на один. Не понимаю, как мы оказываемся здесь, словно я уснула еще за столом, а проснулась — уже на кровати.
Все происходит слишком быстро.
Вот глаза Руднева воспылали жарким огнем, а следом в комнате зазвенела пряжка ремня.
Вздрагиваю.
Я думала, будто что-то изменилось. Думала, что больше он ко мне не прикоснется. Что я нужна ему лишь как приманка.
Но с наступлением ночи все стало только хуже. Его слова бросают меня в дрожь:
— Ты плохо сыграла роль моей будущей жены. Но у тебя есть сегодняшняя ночь, чтобы переиграть ее на отлично.
Руднев стягивает с себя футболку, оголяя загорелое сильное тело. Я моментально просыпаюсь. Алкоголь выветривается из моего организма, уступая место реальности.
— К-какую роль? — облизываю пересохшие губы.
Глаза Руднева загораются в предвкушении.
Глава 14
Артем
— Тебе придется встать на колени.
— Что?!
Лишь только ради этого взгляда, в котором был намешан целый микс эмоций, стоило затевать эту взрослую игру. Раньше я не догадывался, что возмущение может быть намешано со страхом, а отчаяние с гордой решимостью, но эта девочка вновь доказала мне обратное.
— Что, если не встану? — она задирает голову, пытаясь казаться совсем другой.