Владимир Савченко
Должность во Вселенной
В романе развиваются идеи, к которым строгая наука еще не пришла. Автор решил не ждать, пока она к ним придет.
Но, несмотря на это и на обилие ситуаций и картин фантастического плана, перед вами реалистический роман. Особенность лишь в том, что его глобальный и Вселенский реализм, реализм сутей, соотносится с обычным литературным реализмом, как правда с правдоподобием.
Целью данного произведения является изменить нынешний ход человеческой цивилизации. Да так, ни больше ни меньше. Смехотворность претензии очевидна: писк комара против грохота бури. Но в последней части читатель сам сможет измерить глубину пропасти, в которую нас увлекает этот процесс и согласится, что иную задачу здесь ставить и нельзя. Если разум людей не самообман, а действительно вселенская реальность, то возможно и сейчас овладеть ситуацией.
Роман писался долго, поэтому читатель найдет в нем немало примет т. н. примет «застойного» времени. Собственно, по литературным кондициям он был готов для печати еще в 1975–1976 годах; но вникнув в текст, читатель поймет, почему роман выходит только сейчас. Тем временем некоторые технические идеи (к счастью, третьестепенные) перекочевали из фантастики в действительность: например микропроцессорная техника — правда, пока больше в зарубежной электронике, чем в нашей. Остается утешать себя, что и это — правильно угаданная тенденция развития техники — подтверждает глобальную реалистичность романа.
…Впрочем, было бы неуважением к избранной теме работать над ней менее двадцати лет.
КНИГА ПЕРВАЯ. ПОКОРЕНИЕ
Люди, стремясь постигнуть порядок вещей,
Закономерной смены божественного и человеческого не разумеют.
Цели способствуя человека, та же причина
И гибели его способствует.
Двойственна карма людская!
Действие не может устранить заблуждение, ибо оно не противоречит ему. Лишь знание устраняет незнание, как свет разгоняет мрак.
Существует ли предначертание судьбы? Свободны ли мы? Как неприятно не знать этого. Как было бы неприятно знать!
Часть I. ШАЙТАН-ШАР
Глава 1. Таращанская катастрофа
Если бы фантасты тратили силы не на убеждение других в возможности проникать сквозь стены, летать без аппарата и обмениваться душами, а на сами эти дела, — как далеко продвинулось бы человечество!
2 сентября, в воскресенье, на улицах Таращанска, районного центра в степной части Катаганского края, было много народа. День выдался солнечный, не по-осеннему теплый. Легкий ветерок шевелил листья кленов, ив и пирамидальных тополей. Население тяготело преимущественно к рынку, прилавки которого ломились от осеннего обилия фруктов и овощей, к недавно открытому универмагу — трехэтажному бетонно-стеклянному кубу с красочными витринами — и к Дому культуры, где шел новый фильм.
В половине одиннадцатого к городу со стороны далеких, едва видных на горизонте гор приблизилось, постепенно оседая с ясного неба, нечто, похожее на округлую тучку в серо-синими краями и темной сердцевиной. Впоследствии нашлись очевидцы, утверждавшие, что им показалось странным, что «тучка», во-первых, шла не по ветру и, во-вторых, будто не освещалась солнцем: у облаков обращенный к солнцу край всегда светел, — а у нее такого не было. Действительно ли эти люди обратили внимание на такие странности или сообразили потом, под действием событий, — кто знает. Взгляды большинства жителей были прикованы к земным предметам, в небеса никто особенно не засматривался. Идет себе тучка — и пусть.
Через четверть часа эта «тучка», двигавшаяся неровно, произвольными скачками, оказалась примерно над центром Таращанска и стала спускаться, увеличиваясь в размерах неправдоподобно быстро. «Будто зонт раскрывался», — скажет потом один очевидец. Напористо подул ветер. Он крепчал и (это заметили многие) гнал пыль, мусор, склонял верхушки деревьев на всех улицах в сторону «тучи». А вблизи рыночной площади, где она нависла густой тьмой, ветер превращался в вихревой восходящий поток небывалой силы: он не только закрутил в смерч пыль и бумажки, но срывал у людей кепки, шляпы, заворачивал полы плащей и пиджаков.
Странности этим не ограничились. Солнце, которому предстояло еще подниматься в небе, начало круто снижаться к горизонту, сплющилось, изменилось в цвете: верхний край его сделался бело-голубым, нижний желто-оранжевым — желтизна будто стекала по солнечному диску. «Тучка», осев, превратилась во внушительное сгущение темноты; оно распространялось — и будто выдавливало в стороны синее небо со сплюснутым, странно близким к земле солнцем. Лица людей — теперь все смотрели вверх — были зловеще освещены алым с желтым, как на пожаре.
Ветер около «тучи» усилился до воющего урагана. Он, будто спички, ломал пирамидальные тополя, выворачивал с корнями яблони в садах, ивы, акации, клены, валил дощатые заборы, киоски, срывал с крыш гремящие листы железа, мгновенно разметал товар на прилавках и раскладках рынка. Все это вместе с мусором и пылью втягивал в черное ядро «тучи»: немыслимый смерч предметов и обломков.
Народ в страхе заметался.
Ураган длился считанные минуты, затем стих. Наступившая после его воя и грохота первых разрушений тишина казалась особенно глубокой. Оседала пыль. Ночь заполнила небо. И вдруг все, кто находился у центральной части города, почувствовали, что земля под их ногами кренится, будто выпирает горбом. Некоторые, выдержавшие удар урагана, тополя рухнули, вывернулись с корнями. На глазах у всех беззвучно разломилось от черепичной крыши до фундамента двухэтажное здание райисполкома (пустое, к счастью, в выходной день) на дальнем краю площади. Все со стенаниями кинулись кто куда — спасаться.
Самым ужасным было спокойное безмолвие происходящего. Неторопливо округлой волной выпирала твердь под ногами, опрокидывая сначала сараи, киоски, автомобили — что полегче; потом валились деревья; разрывались, начиная сверху, от крыш, здания; улицы и дворы разверзались щелями и оврагами — местами до десятка метров глубиной… И все это не сопровождали ни сотрясения почвы, ни вспышки молний с ударами грома. Только слабый шум осыпающейся штукатурки и комьев земли, стук падающих кирпичей. Поднималась и оседала пыль. Впечатление было такое, будто кто-то незримый и сильный рвал на куски объемные декорации, изображающие город.
Свидетельства очевидцев, достаточно согласованные до момента опускания «тучи» на город, далее содержали разительные противоречия, зависящие от того, где данный очевидец находился: в центре или ближе к окраинам и даже в какой именно стороне. Отчасти это можно понять: людям было не до беспристрастных наблюдений, надо было спасаться, спасать близких, а по возможности и имущество, домашнюю живность. Но некоторые несоответствия оправдать только этим было невозможно.
Начать с того, что, по уверениям тех, кто находился, в разрушенном центре города долго (некоторые оказались завалены в комнатах нижних этажей разрушившихся зданий, были и такие, чьи дома отделили со всех сторон глубокие расселины — не выйдешь), время происшествия — и их невольного заточения — составило от 18 часов до двух суток; у всех по-разному. На самом деле все окончилось в тот же день, 2 октября: «туча», «чернота», «это самое», «эта зараза» — по-всякому именовали свалившуюся с неба напасть, некоторые очень даже крепко, — ушла ввысь и удалилась от города перед заходом солнца, то есть никак не позже, чем через восемь часов. Внутренние очевидцы соглашались, что да, до захода, многие из них видели это солнце — хоть и где-то внизу; но по их часам и по иным признакам: по нарастанию и утолению голода, по естественным отправлениям и надобностям, по усталости — выходило куда больше восьми часов.
Не совпадало и другое. Например, по впечатлениям находившихся в «эпицентре» (термин, утвердившийся позднее: так стали называть место касания Шара с планетой), земля именно здесь выперла бугром, а остальная окрестность оказалась внизу. Надо заметить, что Таращанск — город без холмов и впадин, выстроен на ровной площадке. Жители же, оказавшиеся на периферии зоны разрушений, утверждали, что нет, это у них земля выпятилась горбом, а все остальное ушло вниз; при этом каждый отстаивал свое место… А по уверениям тех, кто оказался совсем в сторонке, на расстоянии более километра от эпицентра, все под «тучей» как было, так и осталось ровно, плоско, нигде земля не выпячивалась. Только очертания зданий и деревьев, говорили они, изменились как-то… ну, будто их приплюснуло или они оказались за уменьшительным стеклом, — и колыхались, кривлялись, «вроде как в мультфильме».