"Что-то тут не так. Что не так? Да всё!" - резануло болью в душе. - "Как они не замечают? Как? Жуткое что-то творится".
Татьяна спешно обошла спаленку, беспокойно вглядываясь в подопечных. Малыши не плачут в голос, но елозят в кроватках и беспокойно кряхтят. "Так не бывает, чтобы не спали сразу все". Заботливыми руками поправила девять одеял, подала хныкающим младенцам соски. С минуту постояла напряжённо вслушиваясь, словно прощупывая воздух. Резко тряхнула головой, тяжело качнулись собранные в хвост каштановые пряди, но тревожное предчувствие от этого не ушло.
Лицо сделалось озабоченным: нарушая симметрию, изогнулись ниточки бровей, васильковый взгляд потемнел, посуровел. Таню охватил страх. Уходить из детской и даже просто повернуться к кроваткам спиной казалось немыслимым. Будто нечто, пока неведомое, но очень опасное уже распустило щупальца и вот-вот действительно материализуется над беззащитной малышнёй.
С тяжёлой душой, но вышла из полумрака спальни в основную ясельную комнату. Как из чёрного омута выплыла. Невольно зажмурилась от яркого света. В тёплой и просторной ясельной иной мир: приятным дуновением дотягивается прохлада из приоткрытого окна, в комнате спокойно и буднично, как и должно быть. Нянечка Рушана и старшая воспитательница Вера Ивановна в полголоса оживлённо беседуют, - кажется, сравнивают цены на фрукты в ближайших супермаркетах.
- Ты с ними больно-то не возись, - неохотно выпала из разговора старшая. - Они, когда чувствуют, что кто-то есть рядом, ещё хуже засыпают.
Отчеканив это как приказ, Вера Ивановна на новенькую едва взглянула, поэтому Таня не ответила, а едва кивнула в никуда и никому, продолжая думать о своём.
Позавчера, когда заведующая попросила её отработать несколько смен в младшей ясельной группе, Таня пока ещё смутно, но почувствовала тревогу сразу. Отказаться, как всегда, не смогла. Не хватает людей? Ладно, надо так надо.
Здешние воспитатели новенькую встретили настороженно. Сами бы справились - прочиталось в неласковых взглядах. Словно к ним не помощница пришла, а засланный вредитель. Таня не обиделась, чего уж, у них свой давно и крепко сбитый коллектив. Второй день она ведёт себя тихой мышкой: только на подхвате, только ненавязчиво - где, чем помочь. Но вот, теперь-то что делать? Неладное в группе творится. Чует Таня, до мурашек по коже недоброе чует.
На мягком низком диванчике сидеть неуютно. И под редкими цепкими взглядами новых коллег неловко. И тело аж деревенеет от того, как напряжён слух. За беззаботной болтовнёй приятельниц кряхтение малышни не слышно, но и без звука, сквозь дверь, чувствуется - неспокойно в спальне, тревожно.
Танин взгляд гуляет по комнате, по голубым стенам к окну. Ясельная чистая, повсюду яркие погремушки, как радужные брызги. Свежих ползунков и распашонок в достатке. Аккуратными горками лежат памперсы на резной деревянной полке. Столики для пеленания новые, удобные. Уютно в ясельной. А под "ложечкой" сосёт.
Отчего-то, невпопад, Таня вспомнила бабку Нюру. "Эх, девонька, несчастливая ты, до седьмого колена наш род по женской линии проклят". - "За что, бабушка?" - "Так мама старая сказывала, сильно её сестра за барина замуж хотела. Нечистый там погулял. Чёрной ворожбой девка баловала. Эх, до седьмого колена весь род проклят". - "А кто, кто, бабуля, проклят-то?" - "Так, как кто? Дети же больные рождаются, а то и вовсе, кто сгинет или изувечится. Вон у тётки Мани убогая Зинка растёт. А Шурка и года с Борисом не прожила, как мужик ейный утоп".
Когда бабуля померла, Тане исполнилось только восемь, но страшилки старушечьи крепко запомнила. И надо же, вспомнились теперь не к месту.
- У-а-а, - вдруг раздалось заливистое из спальни.
Вскочила, спиной ощутила недовольный взгляд Веры Ивановны, но ни секунды не медля нырнула в полумрак к малышам. Кто, кто? Ах, вот же, конечно, Ромочка. Прочла фамилию - Березнюк. На каждой кроватке есть табличка с именем. Хоть и второй день Таня работает, а до сих пор по фамилиям всех не запомнила.
Одеяло малыш распинал. Раскраснелся, кричит.
- Ну что ты, что ты, Ромочка? - Таня уговаривает шёпотом, на руки не берёт. Нельзя лишний раз, тут тётки местные правы. Она-то смену отработает, уйдёт, кто потом дальше растревоженного излишней лаской малыша успокаивать будет?
Подаёт Таня младенцу соску, покачивает скрипучую кроватку. А на душе так и клокочет. Тёмное что-то копошится над спаленкой и над малышнёй. Непонятное что-то, как в бабушкиных страшилках. И вроде бы дремлют детки, а личики хмурые у всех, ротики нежные кривятся. Вот и Березнюк бровки реденькие сводит по-взрослому. Словно страшно малышам, как и Тане. Спасаются они неровным сном, но всё равно страшно.
Глядит Таня на мальчика, а в груди жалость рождается. "Ты то, маленький, кем и за что проклят?" На страшный диагноз наткнулась ещё вчера, когда просматривала медицинские карточки подопечных. Написано чёрным по белому, просто и доходчиво: "умственная отсталость средней степени?" Именно так, со знаком вопроса. Человеку семь месяцев от роду, а ему - "средней степени", со знаком вопроса.
А глазёнки удивительные у малыша, ясные с искоркой. Во тьме спальни почти чёрные, сияют как звёздное ночное небо, и нет им дела до степеней с вопросами. А иногда уплывает взгляд в неизвестные дали, прямо сквозь потолок, сквозь стены, и не поймать, и блистают тогда в глазах малыша не искры, а настоящие звёзды. Кто знает, что видит в эти минуты мальчонка? Может, нечто такое, чего больше никто не видит?
Наконец малыш уснул, и Таня поспешила выйти. Под бдительный и недобрый взгляд Веры Ивановны, вновь примостилась на диванчике.
- Рома Березнюк проснулся. Боялась, что всех перебудит, - оправдалась без вины виноватая Таня.
- Ладно, - скупо одобрила старшая. - Пока ещё спят, мы чайку пойдём попьём, ты с нами? - пригласила таким тоном, что согласиться не приведи бог.