Время шло, час за часом, но никто не появлялся. Вечером (судя по ощущениям В. наступил вечер, хотя он мог и ошибаться, ведь часов у него не было) утренний оптимизм В. сменила тоска. Призрачные надежды на спасение развеялись. В. еще боялся себе признаться в этом, но очевидно было, что сегодня уже никто не придет.
В. вдруг почувствовал себя таким бесконечно одиноким, что ему захотелось плакать. Он сидел на полу в коридоре и смотрел на стену, в которой так и не появилась вожделенная дверь и не находил в себе сил даже подняться на ноги. Он тупо пялился на эту стену, хотя ее вид и растравлял его раны, заставляя опять вспоминать о том, что он по своей же глупости оказался в заточении, причем не в тюрьме, а кое-где похуже. По крайней мере, в тюрьме есть другие узники, или тюремщики, с которыми можно перекинуться парой слов. И там есть окна, мечтательно думал В., пусть маленькие и зарешеченные, но через них можно видеть кусочек небосвода, кусочек голубой безграничной дали, с бегущими по ней вольными странниками – облаками, чей бег никто не в силах остановить.
Но этот проклятый Дом тысячи неуловимых дверей! Сейчас В. мечтал только о том, чтобы оказаться за его стенами. Он так и знал! Знал с самых первых минут, что в этом Доме с ним случится что-то нехорошее! Он ужасался при мысли о том, что ни одна живая душа не знает о его несчастье, кроме, конечно, Мистера и его прислужников, которые, разумеется, были не в счет, ведь именно они сыграли эту злую шутку с В.
Он чувствовал, как в нем закипает ярость, хотя В. знал, что ему некого винить в своем бедственном положении, кроме самого себя. Он сам бездумно и безвольно последовал за каким-то проходимцем, который, наверное, уже тогда задумал убить В.!
В. боялся признать тот факт, что он брошен в этой треклятой комнате на свою погибель; он все еще надеялся, что все происходившее не более, чем глупая шутка или, может быть, нелепая ошибка. Лишь бы эта ошибка не стала роковой! А может быть о нем просто забыли? Джадж вполне на такое способен. Или это очередное испытание? И Мистер сейчас самолично наблюдает за В. и тихонько похихикивает?
Да, это очень даже может быть, со вздохом признался сам себе В., и опять он почувствовал, как тлеет уголек ярости, грозя разрастись в такой пожар, который уничтожит последние остатки его самообладания, но он держался изо всех сил, не позволяя искре разгореться в пламя. Что ж, если это испытание, и за ним тайно наблюдают, он не даст своим мучителям повода для злословия.
В. сел в кресло, пытаясь выглядеть спокойным, но внутри у него все клокотало. И опять его взгляд уперся в стену, В. повернул голову влево – снова стена, повернул вправо – стена и там. Только чтобы не видеть этих стен, скрежеща зубами от негодования, В. закрыл глаза. Как ни противно было самому себе в этом признаваться, но более всего в эту минуту В. хотелось заплакать. Он чувствовал себя ребенком, которого хулиганистые старшие мальчишки заперли в темном чулане, и ему хотелось завыть в полный голос, призывая на помощь свою сердобо?льную мамочку.
Такого В., разумеется, себе позволить не мог и ему ничего другого не оставалось, как пытаться сохранять хотя бы видимость спокойствия. Но обида от этого не становилась терпимее. «За что они так со мной? - думал В. и чувствовал, как увлажняются его глаза. - Пусть они знают больше, пусть они лучше и выше, чем я, но кто дал им право так глумиться надо мной? Неужели им неведомо милосердие? Где же справедливость? Почему высшие силы о?тдали меня, глупого и беспомощного, в хищные лапы негодяев, почему позволили им вытворять со мной все, что тем взбредет в голову?»
Так размышлял В. и не находил ответов на эти вопросы. И через минуту сам же себя одергивал: о чем он только думает, даже смешно, милосердие, ха-ха! Разве он не понял с первого взгляда, что эти люди совершенно другие, что они совершенно безжалостны? Как лихо и без малейших колебаний они оттяпали В. руки! Может статься, они относятся к нему так же, как В. отнесся бы к подопытной мыши. И так же, как В. не задумываясь прикончил бы подопытную мышь, так же они прикончат и его.
Положение В. усугублялось еще и тем, что давали о себе знать банальные чувства голода и жажды. К ночи мысли о еде и воде заглушили все остальные мысли. Однако В. обладал уже некоторым опытом преодоления голодных позывов, накопившимся за месяцы жизни на улице, и потому с грехом пополам он смог уснуть, видимо, уже поздно ночью, но когда точно, он определить не смог, поскольку часов он так нигде и не обнаружил, а в окно по известным причинам выглянуть не мог. Засыпать к тому же пришлось при горящих светильниках, потому что В. выключателей света в квартире не было.