Когда он только начинал свою пламенную речь, то был вполне спокоен, но теперь так завелся, что не мог остановиться. Он все выкрикивал ругательства и вызывал Мистера на бой, но ответом ему была гробовая тишина. Наконец, В. угомонился. И то потому только, что ему пришла в голову мысль о том, что мерзкому старикашке понадобится время, чтобы добраться со своего наблюдательного поста до этой комнаты. Хотя изначально В. не хотел ссориться с Мистером, а наоборот, намеривался смиренно попросить его об освобождении, но теперь он был даже рад тому, что излил душу. Есть все-таки маленькая надежда на то, что эта гневная тирада проняла Мистера и он явится сюда, чтобы разобраться с В. И В. стал ждать.
Тянулись минуты и часы, но В. по-прежнему был один. Никто не пришел. Вспыхнувший было огонек надежды окончательно потух. В. был почти уверен, что Мистер не слышал обличительной речи В. Ничем, ничем, ни слезами, ни словами, В. не сможет изменить своей участи. Его ждет бесконечное мучение и больше ничего. Если он и сможет заснуть, то завтра проснется для того только, чтобы опять страдать в угоду этим извращенцам. Для него нет выхода. Никакого. Никогда, никогда он не выйдет из этой комнаты. Никогда. Все кончено. Никогда.
И так повторяя про себя: никогда, никогда, никогда, В. чувствовал, как с каждым словом поднимается в нем ярость, как вскипает неугасимый вулкан, ищет выхода безумный джинн, над которым у В. нет власти. Еще мгновение – и В. взвыл как дикий пес и стал крушить все, что только попадалось ему по?д руку. Первым пострадал деревянный стул. Схватив его за спинку, В. с остервенением колотил им по стене, пока стул не разлетелся в щепки. Каждый удар, треск ломающегося дерева доставлял В. истинное наслаждение. Он кричал и гоготал как полоумный и, разделавшись с одним стулом, принялся? за другой. Когда кончились стулья, В. взя?лся за диванные подушки.
Он колотил подушками по дивану, рвал ткань об углы стола, выворачивал нутро подушек, усыпая перьями комнату. Покончив с подушками, В. побежал на кухню, чтобы расправиться с чугунным монстром. Он пнул печку ногой, но она даже не покачнулась, зато В. здорово повредил ногу. От боли В. окончательно обезу?мел. Он ухватил печку за трубу и, протащив перед собой печку на манер тарана, он обрушил ее на сте?ну. Со стены посыпалась штукатурка и там образовалась внушительная брешь. В. радостно взвыл. Он опять вооружился печкой и нанес еще один удар. Полетели куски кирпича и штукатурка. В. снова разбежался и снова ударил печкой стену. И потом еще…
Все было замечательно, и В., наверно, еще не раз предпри?нял бы подобную атаку, но к несчастью, силы его иссякли. Он протащил печку только каких-то два шага, и вынужден был бросить ее, потому что не смог больше сдвинуть с места чугунное чудище. Пошатываясь, В. проковылял в комнату, там еще пару раз пнул ногой валявшиеся кругом клочки подушек и обломки стульев, но это было все, на что его хватило.
И снова он рухнул без сил на диван, который к тому времени был усыпан перьями, опилками и обрывками ткани. В. и сам походил на испорченный грубой рукой механизм. «Я сломан и жизнь моя сломана, - подумал он, - потому мне так хочется раздолбать все вокруг». Но эта мысль не принесла ему ни покоя, ни ясности. После столь бурной истерики ему не стало легче. Он затих только потому, что ослаб, но его все еще корежило.
«Вот так и чувствуют себя одержимые дьяволом», - подумал В. И сразу же за этим мелькнула другая мысль: «Нечего валить все на рогатого. Нет уж, милый мой, дьявол здесь не причем, это ты мое золотце, ты сам во всей красе. Все это твое, родное, любимое, эта ярость и это безумство, они всегда с тобой были, с самых малых лет, наверно, с самого рождения. Должно быть, еще в колыбели, ты уже заходился визгом от злости, уже тогда ты неистовствовал из-за мокренькой пеленки. Так и теперь, чуть обмочился – и уже безумствуешь от ярости. Ты ярость, и ты безумство. Да ты просто бешеный шизик, моя радость!»
В. мог бы устыдиться своей яростной вспышки, но ему не было стыдно. Ему было страшно. Только сейчас он понял, как глубоко может пасть. Только сейчас он узнал, что способен полностью утратить контроль над собой. Здесь, в этой комнате, запертый в четырех стенах в одиночестве, он узрел настоящее чудовище, и этим чудовищем был он сам.
На какое-то время В. забыл и о Мистере, и о голоде, и о жажде. «Почему, почему я такой? Да, да… я ослаблен и раздражен отсутствием воды и пищи, но разве в этом действительная причина? Посмотрим правде в глаза, эти обстоятельства – всего лишь катализатор. Даже когда я был сыт и доволен, и тогда я мог вскипеть по любому поводу. Да, я прекрасно их помню, эти ужасные уродливые вспышки, мелкие и никчемные. Буря в стакане воды – это про меня. Или слоны из мух – тоже про меня. И все, что сказано про мелочных гневливых самодуров – и это все тоже про меня.