Клара Микова медленно вышла из кухоньки, у нее вдруг разболелись ноги.
Съежившись, она сидела в кресле, глубоко погрузившись в него, и вдруг тихо сказала себе: семь часов уже давно пробило, пробило и восемь, сейчас било девять… и как славно, по-старинному бьет этот колокол… Почему не падает снег? Почему Мартин, как в стародавнюю пору, не оденет все белым плащом, почему не покроет им пыльное лето и грязную осень, почему самое доброе не расстелет поверху? Как славно, по-старинному бьет этот колокол, как-то так с хрипотцой, будто в горле у него застряла рыбья косточка… Конечно, застряла, колокол ведь уже, наверно, поужинал… Что это? Звонит кто-то? Но кто? У Жалмана ключи… Кто это? Кто? Клара вскочила и побежала к дверям, что вели в коридор.
— Пан Жалман сегодня никого не принимает…
— Это я!
— Кто?
— Я, Мико… Отвори, Клара, или я сам отворю! У меня ключи!
— А, это ты отец? А где Жалман? У нас? Где он, отец? — Клара открыла. — И не сердись, ты сердишься? Я сейчас, только оденусь, погашу свет — у тебя машина?
— Да… Ну ступай…
— Иду. Сию минуту. А почему не пришел Жалман?