Не забывай, он твой враг. Твой демон. Без рогов, без хвоста, но тем не менее именно он сделал все, чтобы положить конец ее пребыванию в мире живых. Одно лишь его присутствие парализовало ее волю. Спасти могли только слова.
— Лидия была вашей матерью. — Рут не собиралась говорить и даже удивилась, что эта способность еще осталась с ней, включившись в нужный момент, как аварийная система самосохранения.
— Можно и так сказать.
— Иначе не скажешь.
Он откинул голову, словно принюхиваясь к чему-то.
— Она мало что знала о беременности, родах и, самое главное, о кормлении ребенка.
— Вы никогда не разговаривали с ней.
— Однажды, когда был мальчишкой. Я позвонил ей и сделал вид, что ошибся номером.
— И все? — Рут прокляла себя за предательскую дрожь в голосе и попыталась компенсировать слабость, добавив решительности. — И больше никогда?
— Она бы не захотела со мной разговаривать. Ты и сама должна это понимать. У тебя было время хорошо изучить ее. Послушный сын не пойдет против воли матери.
Какой прямо-таки летаргический голос.
Уж не выпил ли он?
Эрланд положил руки на подлокотники, расправил плечи и откашлялся.
— Попробую объяснить. Ты уже знакома с тем, как выражали мысли в старину. И может быть, поняла, куда шла древняя наука. Lapis infernalis. Инфернальный камень — это камень отражения. Овладев им, мы понимаем, что он способен отражать наш истинный образ. Истинный образ происходит из двух вещей и одной вещи, скрытой в третьей. А что такое жизнь? То же самое. Соединение двух субстанций, порождающее третью. Есть два пути соединения: правильный и неправильный. Lapis, ut infans, lacté nutriendus est virginali. Камень, как и ребенка, должно питать молоком девы. Это правильный путь.
— А неправильный?
— Это ее.
По мостовой проехал, дребезжа, грузовичок.
Рут посмотрела на Лидию.
— В царстве сем ничто не родится и ничто не всходит. Падшие ангелы обучили нас этому искусству.
Она покачала головой:
— Перестаньте. Неужели вы действительно верите в такую чушь?
— Пожалуй, да. Верю, что где-то в природе есть чистая материя, которая при прикосновении обращает несовершенные тела в совершенные.
— И вы знаете, что это за материя?
— Нет. А ты? Мы все пытаемся сбалансировать элементы. И все в итоге терпим неудачу.
Принчипесса поднялась и обнюхала губы умершей.
Рут махнула на нее рукой и сама удивилась, что ее тело снова функционирует.
Она даже вздохнула.
— Мне жаль вас обоих. Правда. И, если вы не заметили, в ваши личные дела я вмешиваться вовсе не собиралась. Это произошло случайно. — Рут покачала головой. — Отчасти вы и сами виноваты. Лидия пригласила меня к себе, когда вы затопили мою баржу. Могли бы догадаться, что она так и поступит.
Похоже, ее слова задели за живое. Эрланд заерзал.
— Да, не предусмотрел. Думал, у тебя есть друзья и ты остановишься у них. Если, конечно, выживешь. Не мог и представить, что она зайдет настолько далеко, отринет свой эгоизм и захочет разделить с кем-то… — он скользнул взглядом по стенам, потолку, — этот отвратительный мавзолей. Не скрою, меня это удивило. Передо мной словно мелькнуло видение того, какой матерью она должна была бы быть. В действительности же внутри у нее все давно угасло. Я, однако, готов поверить, что ваше сближение было, возможно, не делом случая, а частью некоего высшего замысла. — Он поднялся и, сложив за спиной руки, подошел к окну. — Сведение двух субстанций. Из этого что-то получается. Жизнь… или смерть.
От каждого его движения, от каждого слова Рут бросало в дрожь.
Теперь наконец ее страх обрел форму и плоть.
Он был одним из тех — пустынников, мореплавателей-одиночек, отшельников и святых, — чья пустота жизни заполняется изнутри.
У нее было два варианта.
Попытаться разговаривать с ним на понятном ему языке. Тянуть время. Шпион, знающий пароли, мог бы найти вход и выход. Но она скорее всего оступилась бы уже после первых шагов, возбудила подозрения и приблизила развязку.
Или направить его в мир фактов, туда, где слова имеют более или менее устойчивое значение. Жил ли он в таком мире? Знает ли он его?
Какой он видит ее? Что представляет она собой в его глазах? Рут надеялась, что знает ответ. Но…
Он на мгновение оглянулся, подняв бровь, как выпрашивающий косточку пес, и снова отвернулся к окну.