Входит Мария Хосефа с овечкой на руках.
Мария Хосефа.
Ягненочек, мой ребеночек,на взморье лежит наш путь,там, милый дурашка-мурашка,я дам тебе кашки и грудь.Бернарда,морда леопарда.Магдалена,морда гиены.Ягненочек мой!Ме-э-э, ме-э-э.В Вифлеем идем, в Вифлеем.Спать нам с тобою не хочется,нас не тронет ни птица, ни зверь,и сама перед нами откроетсякоралловой хижины дверь.Бернарда,морда леопарда,Магдалена,морда гиены.Ягненочек мой!Ме-э-э, ме-э-э.В Вифлеем идем, в Вифлеем.(Уходит с пением.)
Крадучись входит Адела, оглядывается по сторонам и выскальзывает в дверь, которая выходит на скотный двор. Через другую дверь входит Мартирио и настороженно останавливается на середине сцены. Она тоже в нижней юбке и кутается в короткую черную накидку. С противоположной стороны входит Мария Xосефа.
Мартирио. Бабушка, куда вы?
Мария Xосефа. Ты откроешь мне калитку? Кто ты?
Мартирио. Как вы очутились здесь?
Мария Xосефа. Я сбежала. А кто ты?
Мартирио. Идите спать.
Мария Xосефа. Ты Мартирио, теперь я вижу. Mapтирио, морда Мартирио. А когда у тебя будет ребенок? Я завела вот этого.
Мартирио. Где вы взяли эту овцу?
Мария Xосефа. Сама знаю, что это овца. Но почему бы овце не быть ребенком? Лучше овца, чем ничего. Бернарда, морда леопарда. Магдалена, морда гиены.
Мартирио. Не кричите.
Мария Xосефа. Правда. Кругом так темно. Ты думаешь, раз у меня белые волосы, я не могу иметь детей, а У меня вот есть дети, много-много. У этого ребенка будут белые волосы, и у него будет свой ребенок, а у того свой, и у всех волосы будут белые как снег, и мы будем как волны – одна, другая, третья. А потом мы все сядем, и наши белые волосы смешаются, и мы сделаемся пеной. Почему здесь нет пены? Здесь одни только траурные накидки.
Мартирио. Молчите, молчите.
Мария Хосефа. Когда у моей соседки рождался ребенок, я приносила ей шоколад, а потом она мне приносила, и так всегда-всегда. У тебя тоже будут белые волосы, но к тебе не придут соседки. Мне надо идти, но я боюсь собак. Ты проводишь меня? Я люблю чистое поле. Люблю и дома, но дома, где не запираются от людей, где женщины баюкают своих маленьких, а мужчины прохлаждаются у ворот. Пепе – великан. Вы все его любите. Но он вас сожрет, потому что вы пшеничные зерна. Нет, не зерна. Вы лягушки безъязыкие!
Мартирио. Полно. Идите спать. (Подталкивает ее.)
Мария Хосефа. Ладно, но потом ты мне откроешь, правда?
Мартирио. Обязательно.
Мария Хосефа (плача).
Ягненочек, мой ребеночек,на взморье лежит наш путь,там, милый дурашка-мурашка,я дам тебе кашки и грудь.Мартирио закрывает дверь за Марией Хосефой и направляется к двери, которая выходит на скотный двор, останавливается и, поколебавшись, делает еще два шага.
Мартирио (тихо). Адела.
Пауза.
(Подходит ближе к двери. Громко.) Адела!
Появляется Адела. Она слегка растрепана.
Адела. Зачем ты ищешь меня?
Мартирио. Оставь этого человека!
Адела. А кто ты такая, чтобы мне это говорить?
Мартирио. Честная женщина так себя не ведет. Тебе не место около него.
Адела. С какой охотой ты заняла бы это место!
Мартирио (громко). Пора мне заговорить! Так больше не может продолжаться.
Адела. Это только начало. У меня хватило силы, хватило духа на то, что тебе не по плечу. Под этой крышей я была заживо похоронена, и я вышла из могилы взять от жизни свое, взять то, что мне принадлежит.
Мартирио. Этот бессердечный человек посватался к другой. Ты заступила ей дорогу.
Адела. Он посватался к ней из-за денег. Но полюбилась ему я.
Мартирио. Я не дам тебе отбить его. Он женится на Ангустиас.
Адела. Ты лучше меня знаешь, что он не любит ее.
Мартирио. Знаю.
Адела. Знаешь, потому что сама видишь, что он любит меня.
Мартирио (с отчаянием). Да.
Адела (приближаясь к ней). Он любит меня! Он любит меня!
Мартирио. Лучше зарежь, только не повторяй мне это.
Адела. Потому ты и добиваешься, чтобы я не встречалась с ним. Тебе неважно, если он обнимает нелюбимую, мне тоже. Пусть он хоть сто лет живет с Ангустиас, но чтобы он обнимал меня – это тебе нож в сердце, потому что ты тоже любишь его, любишь!
Мартирио. Да! Скажу тебе без утайки: да! У меня от горечи разрывается грудь, как перезревший гранат, но я люблю его!
Адела (в порыве чувств обнимая ее). Мартирио, Мартирио, я не виновата.
Мартирио. Не обнимай меня! Не отводи мне глаза. Ты мне уже не родная кровь. Даже если бы я и хотела смотреть на тебя как на сестру, я не могу видеть в тебе только женщину. (Отталкивает ее.)
Адела. Тут уж ничем не поможешь. Одной из нас придется смириться. Пепе Римлянин мой. Он водит меня в камыши.
Мартирио. Не будет этого!