Выбрать главу

Служанка. Горло побереги.

Понсия. Чего его беречь! Я и кое-что другое не берегла! (Уходит, смеясь.)

Служанка вытирает пыль. Звонят колокола.

Служанка (подпевая). Динь-динь-дон, динь-динь-дон. Прости его бог!

Входит Нищенка с девочкой.

Нищенка. Хвала господу!

Служанка. Динь-динь-дон. Пусть он ждет нас много лет. Динь-динь-дон.

Нищенка (громко и с некоторым раздражением). Хвала господу!

Служанка (с досадой). Во веки веков!

Нищенка. Я пришла за остатками.

Колокольный звон стихает.

Служанка. Вот тебе бог, а вот порог. Сегодня остатки я возьму себе.

Нищенка. Милая, у тебя ведь есть кому заработать, а мы с дочкой одни-одинешеньки.

Служанка. Собаки тоже одинокие, и ничего, живут.

Нищенка. Мне здесь всегда подают.

Служанка. Ступай отсюда. Кто вам позволил войти? Уже наследили.

Нищенка с ребенком уходят.

Служанка продолжает наводить чистоту.

Натертые полы, – сколько на них постного масла ушло! – поставцы, железные кровати, а мы, горемычные, почитай что в норах живем, а не в домах, и всего-то пожитков у нас – плошка да ложка. Хоть бы когда-нибудь такие, как мы, перевелись, чтобы и рассказывать про это было некому.

Снова звонят колокола.

Ну, ну, пусть звонят! Пусть глядят на гроб с золотыми кистями, пока его не опустили на полотенцах в могилу! Все там будем! Так-то, Антонио Мариа Бенавидес, ни дна тебе, ни покрышки! Лежишь вот окоченелый в своем суконном костюме и опойковых сапогах – пожил, и хватит! Так-то! Уж больше не будешь задирать мне юбки в хлеву!

Из-за кулис начинают по двое выходить женщины в трауре – в черных платках, в черных юбках, с черными веерами. Они медленно заполняют сцену.

Служанка принимается голосить.

Ох, Антонио Мариа Бенавидес, уж не увидишь ты больше этих стен, не поешь хлеба в этом доме! Ни одна служанка тебя так не любила, как я! (Рвет на себе волосы.) Как же мне жить-то без тебя? Как же мне жить?

Вслед за шествием женщин появляется Бернарда со своими пятью дочерьми.

Бернарда (Служанке). Тихо!

Служанка (плача). Бернарда!

Бернарда. Меньше крика, больше дела. Лучше бы прибрала как следует в доме к нашему приходу, чтобы не стыдно было людей принять после похорон. Ступай. Тебе здесь не место.

Служанка уходит, плача.

Бедняки что скотина; точно из другого теста сделаны.

Первая женщина. Бедняки тоже чувствуют горе.

Бернарда. Только забывают его перед тарелкой с фасолью.

Девушка (робко). Без еды нельзя жить.

Бернарда. Молода еще встревать, когда старшие разговаривают.

Первая женщина. Помолчи, дочка.

Бернарда. Я никому не позволю себя учить. Садитесь.

Женщины садятся. Пауза.

(Громко.) Магдалена, не плачь; если хочешь плакать, залезай под кровать. Слышишь?

Вторая женщина. Вы уже начали молотить?

Бернарда. Вчера.

Третья женщина. Спасу нет, как солнце палит.

Первая женщина. Много лет такой жары не было.

Пауза. Все обмахиваются веерами.

Бернарда. Лимонад приготовили?

Понсия. Да, Бернарда. (Входит с большим подносом, уставленным белыми кружками, и раздает их присутствующим.)

Бернарда. Обнеси и мужчин.

Понсия. Они уже пьют во дворе.

Бернарда. Уходят пусть как вошли, через калитку. Я не хочу, чтобы они заходили в дом.

Девушка (обращаясь к Ангустиас). Пепе Римлянин тоже был на панихиде.

Ангустиас. Да, я знаю.

Бернарда. Не он, а мать его была. Ее она и видела. Пепе никто не видел, ни она, ни я.

Девушка. Мне показалось…

Бернарда. Вот вдовец из Дарахали там и правда был. Все к твоей тетке жался. Его-то все видели.

Вторая женщина (в сторону, тихо). Ну и злыдня!

Третья женщина (тоже тихо). Не язык, а жало!

Бернарда. Женщины в церкви не должны смотреть ни на кого из мужчин, кроме как на священника: он в сутане, а это все равно что в юбке. Головой вертят те, кого тянет на скоромное, – штаны выискивают.

Первая женщина (тихо). Старая жаба!

Понсия (сквозь зубы). Небось самой невтерпеж постничать, да кончилось ее времечко. Оттого и иссохла, как лоза в засуху.

Бернарда. Хвала господу!

Все (крестясь). Да святится имя его во веки веков!

Бернарда. Покойному царствие небесное со святыми силами!

Все. Царствие небесное!