У него, наверное, был очень голодный вид, иначе бы она так не спросила. Из-под шляпки у женщины выбивались седые волосы.
— Ничего не случилось, — вздохнул Яшка.
Ему стало жаль себя. У него даже слёзы навернулись от жалости.
— Бедный мальчик, — проговорила женщина. — Ну конечно, у тебя что-то случилось. Я же вижу. Хочешь?
Она протянула пирожок в бумажке. Отказаться у Яшки не хватило духу.
— Что же у тебя случилось? Кто ты такой?
— Беспризорник, — сказал Яшка, заглатывая большие куски.
— Беспризорник? — переспросила она. — Как беспризорник?
— Так, — вдохновенно сказал Яшка. — Очень просто.
— Последнего беспризорника женщина видела лет тридцать назад. За это время она успела забыть, что на свете когда-то существовали беспризорники.
— Это нехорошая шутка, — сказала она. — Расскажи лучше, что у тебя случилось.
— Какие шутки! — проговорил Яшка, облизывая жирные пальцы. — Беспризорник и есть беспризорник. А в интернат не принимают.
Вокруг собирались прохожие, толпились тесным кружком.
— Ты понимаешь, что говоришь? — грустно произнесла женщина. — Какие сейчас могут быть беспризорники?
— Беспризорник? — удивились в толпе.
— Да что вы чушь-то городите!
— Говорят, он у этой женщины кошелек стащил.
— Ерунда какая, ничего он не стащил.
— А чего же тогда?
— Уверяет, что беспризорник.
— Кто уверяет, он? Хорош, видно, гусь.
— Что, правда он кошелек стащил?
Яшка старательно разыгрывал бездомного. Грустная женщина ему понравилась. Но тут словно из-под земли вынырнул милиционер. Перед глазами у Яшки мелькнули начищенные пуговицы, бляха и синее с красным.
— Нарушаете? — спросил милиционер и отдал Яшке честь. — В чём дело, гражданин? Попрошу со мной.
Гражданин Яшка уставился на милиционера. Милиционер был настоящий, в брюках. На указательном пальце у него висел свисток. Милиционер прижимал свисток большим пальцем к ладони и держал руку у козырька:
— Попрошу.
Гражданин Яшка поплёлся сбоку. Спасаться бегством не было никакого желания, хотя возможности для этого были, — милиционер даже не смотрел в его сторону.
В отделении милиции задержанный гражданин дал следующие показания: зовут Яковом, фамилия Советский, приехал из Сибири, родителей нет и никогда не было, хочет в интернат.
— И вообще, я беспризорник, — закончил Яшка, не спуская глаз с бутерброда, который лежал на столе у старшины.
Старшина поправил фуражку и пошёл на доклад к начальнику.
Бутерброд с котлетой лежал на столе, и его никто не охранял. До бутерброда можно было дотянуться одной рукой. Яшка старался не смотреть на бутерброд. Он смотрел в окно, за которым серел ранний осенний вечер.
Кудыкина гора
Когда в отделение милиции приехал Шапранов, старшина вытянулся за столом по стойке «смирно».
— Где тут ваш Советский? — спросил Николай Николаевич.
Привели Яшку.
— Так и есть, — сказал Николай Николаевич. — Я сразу на тебя подумал. Здравствуй, беспризорник. Как спалось у тётки?
— Здравствуйте, — буркнул Яшка.
— Был я сегодня у тебя дома. Мать ревмя ревет. Тебе что, её совсем не жалко?
Яшка вскинул глаза:
— Были уже? Нашли?
— Всё нашли. Спасибо тебе за информацию.
— Вот поэтому она и ревёт, — заключил Яшка. — По золоту своему. Я ей что.
— Это уж ты зря так, — нахмурился Николай Николаевич. — Мать всегда есть мать.
— Не поеду я к ней, — отрезал Яшка. — Что хотите делайте, не поеду. Нету такого за «кона.
Старшина стоял за столом и с интересом прислушивался к разговору. Никакие доводы на Яшку не действовали. Он желал только в интернат.
— Там хоть человеком стану, — твердил он.
Пришлось уступить. Николай Николаевич попросил старшину позвонить в милицию Лисьего Носа, чтобы сходили к Яшкиной матери, передали, что сын жив и здоров, но сегодня приехать не сможет.
— И завтра тоже, — добавил Яшка, — и никогда.
— Ну, там видно будет, — сказал Николай Николаевич. — Едем.
— Куда?
— На Кудыкину гору.
Яшка был согласен на любую гору, только не домой.
— Если к мамке, то я всё равно оборвусь, — предупредил он, когда садились в машину. — Имейте в виду.
— Имею, — сказал Николай Николаевич. — Не к мамке. А обрываются только пуговицы.
«Кудыкиной горой» оказалась Денисова квартира.
— Это зачем меня сюда? — удивился Яшка.
— А ты думаешь, в интернат попасть — это раз, два, и в шляпе.
— Нет, не думаю, — сказал Яшка, вспомнив Платона Кречета. — А чего же я здесь буду?