«Не буду ничего я писать, говнюк».
Потеряв аппетит, он отрешенно поклевал закуски, отведал пива…
Машинально глянул в меню.
Названия большинства блюд ему ничего не говорило.
Например, хоменташен.
Или профитроли.
Или мусс парфе.
Или ласси и смузи.
По утрам он всегда перекусывал в Макдоналдсе напротив своей конторы: бигмак, чизбургер, картошка фри, горчичный соус. Обедал там же, да и ужинал, честно говоря, чаще всего опять там же. Именины желудку выпадали только на выходные и в командировках.
Но досада на иронию секретаря не уходила.
«Он еще издевается, сучий потрох. Что это он блеял про водяные знаки?»
Валентин потянулся к корзинке, чтобы проверить, заряжен ли роковой пистолет.
Что за чертовщина: никакого пистолета он не обнаружил. Хотя чувствовал краем глаза какую-то пылинку в глазу… Поискав червоточину зла, он вдруг понял истинный источник тревоги. На листке меню для завтрака (меню лежало на дне корзинки) в левом углу был крупно напечатан фирменный значок гостевого дома, контур пистолета размером чуть больше почтовой марки, парабеллум образца первой мировой… он был обвит веселенькой декоративной ленточкой, на коей по-латыни значилось:
«Клуб бывших самоубийц».
Как же он так обдернулся? Милостивый государь, ваша дама бита.
Уф. Он перевел дух.
Видно, он надышался миазмами мандрагоры.
А та вставила в очи по увеличительной линзе.
Кстати, а разве могут существовать на свете бывшие самоубийцы?
Закрыв глаза и расслабившись в кресле, Валентин впервые выпал из ритма рока и в темноте век осмотрелся внутри опасной ситуации. Он вспомнил, как в детстве ждал операцию. Была с ним такая история. В школьной столовой ему стало плохо. После порции сосисок с пюре вдруг затошнило, вызвали «скорую», привезли в больницу, осмотрели и сказали: «Мальчик, тебе нужна операция, у тебя воспален аппендикс». Он уже чувствовал себя нормально, однако дети врачам не возражают. Вызвали мать, она была очень пуглива и дала согласие: «Оперируйте». Консилиум врачей решил: завтра. Так Валя оказался в детской палате, где одному толстому мальчику позавчера уже сделали операцию, он лежал, скучал и пугал всех операционной комнатой в конце этажа.
Там тебе вырежут кишки и закинут на лампу. Какую лампу? Есть там круглая лампа над операционным столом, где из тебя выпустят всю кровь. Зачем? Чтобы разлить по пакетам и заморозить. Зачем? Чтобы продать другим врачам. Зачем? Всем нужна детская кровь. И так далее.
Чушь злого негодяя подействовала на мальчика Валю. Ночью с ним случился приступ лунатизма, каким он страдал в самом раннем, раннем детстве. Ровно в полночь он вышел из палаты в окно, бесшумно прошел по карнизу до нужного окна в коридор, открыл и спустился на пол лестничной клетки прямо перед железной преградой с надписью «операционная». Привстал на цыпочки, дотянулся рукой до двух валиков с цифрами, распечатал запертую на код дверь, наитием вора подобрав нужные цифры, и вошел в пустую операционную. Хотя свет был погашен, Валя отчетливо разглядел жуткие внутренности своей завтрашней смерти — и стеклянные шкафы со скальпелями на прозрачных полках, и просторный стол для операций, и страшную лампу, на которую намотают совсем скоро, уже завтра, его кишки. Тут он потерял сознание и был найден на полу только утром.
Обычно тревога нагоняла на Валентина дремоту. Он погрузился в спасительный полусон и проснулся от прикосновения чей-то руки.
Это был коридорный слуга.
— Пора. 22.00. Вот ваш костюм. Все уже собрались на ужин. Ждут только вас.
— А хозяин вернулся?
— А разве он уезжал?
Тут до них долетел явственный гул вертолета.
— Слышите? — сказал Валентин.
— Да, — удивился слуга, — это вертолет его сиятельства.
— У вас есть вертолетная площадка?
— Да. Только отсюда не видно.
Фрак был в самую пору.
В зеркале Валентин увидел свой новый облик. Ну и жук! Лацканы были украшены стразами. В манжетах белой рубашки запонки из рубинов. В галстуке булавка из серебра в пыльце бриллиантов (подделка?).
Слуга подал мужские бальные туфли.
— Черный цвет, сэр.
— Как удалось так быстро пошить? — Валентин пытался запрятать тревогу.
— У костюмера в коллекции тысяча разных костюмов, подобрать подходящий к вашей фигуре несложно, он кое-где только поправил.
У крыльца ждал мерс, хотя идти было триста метров.
— К дому хозяина принято подъезжать, — сказал водила, опережая вопрос.
Сели. Подъехали.
Свет ярко горел только в нижнем этаже, в левой стеклянной лапе бесстрастного сфинкса. Именно там он вчера засек длинный стол.