Впрочем, тьфу на своекорыстного Санька-сантехника, трижды тьфу на его плешивых коллег, надо, прежде всего о своем здоровье печься. А оно у меня явно пошатнулось. Стало правое колено ни с того ни с сего побаливать. Водочные компрессы помогают слабо, всего на полчаса. Правое плечо тоже ноет, и рука плохо подымается, не говоря о прочих членах. И волосы на правой половине головы хуже растут. Видимо, она у меня северная, всегда на север смотрит. Вот до чего доводят левые убеждения, но в СПС я все равно ни ногой. Ни за какие коврижки.
А намедни во время бритья я заметил над кадыком белесовато-синеватые полоски, точно щели в рефрижераторе или оконные жалюзи. Не прошло и недели, как они изъязвились, кожа прохудилась, голос исчез, и я с ужасом понял, что у меня образовались самые настоящие жабры. Это у человеко-быка. Смех, да и только.
Одно хорошо, сейчас не надо противогаз натягивать: вода через щели свободно вливается и выливается, и я в ванной могу нежиться уже часами, не выныривая, нежить пещерная. Лежу себе на спине, смотрю сквозь толщу воды на потолок, на лампочку в глухом матовом абажуре и песенка мурлычу, вроде следующей: "Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет ванна, пусть всегда буду я".
А из газеты меня уволили, благодаря наветам Кроликова. А консерваторская девица потерялась в сутеми дней.
XV
Иногда мне чудится, что всё вокруг только сон, что он скоро закончится, и я благополучно выйду из лабиринта. Для этого мне нужно станцевать ритуальный танец "журавль". Танец без музыки, ибо музыка во сне застывает как водяной фонтан зимой, становясь льдом.
Первый лабиринт - конечно же, чрево матери. Только созревший плод может найти выход. Пещера же - чрево земли или вход в него. Я - жалкий зародыш. Быко-человек. Человеко-бык. Митра должен был придти в мир раньше Христа и пришел, но все-таки проиграл свою схватку. Минотавр был принесен в жертву богу-неудачнику и не воскрес. Скотский Христос. Анемон, окропленный кровью зверя.
Я умею только мычать, я не владею человеческой речью. Зато я был обучен чтению и умел писать, но звериные когти не позволяют мне держать стило пальцами. Не позволяют рисовать буквы по египетской бумаге. Наверное, мне следовало бы выцарапывать знаки когтем на воске, но нет у меня под рукой и восковых табличек.
Сыну Эгея предстояла схватка с тремя быками поочередно. Бык земной, бык людской и бык морской. Обманом он проник в лабиринт, обманом из него вышел, не побоявшись ни тьмы, ни огня, ни крови.
Ему помогли боги и бычьи плясуны. Так просто ускользнуть от острых рогов, если знаешь па бычьего танца; надо не выдавать своего страха перед летящими на тебя костяными вилами, острыми рогами и сотворить из смертельного поединка грациозный, исполненный изящества танец. Не сражаться, а играть с быком, танцевать с ним, словно ты его обожаешь, любишь его больше своей жизни...
Минос напрасно носил бычью маску с хрустальными линзами, говорят, он скрывал под ней знаки проказы на лице. В красной длинной ризе он как струя жертвенной крови быстро перетекал по ходам-коридорам своего царского дворца.
Я - его пасынок, перенял лишь внешние царские ухватки, я должен перенять и величавость царской смерти. Боги давно предназначили меня в жертву. Два исхода: свет и тьма, нас сводящие с ума. Два исхода: напороться на бронзовый меч героя-пришельца или же принять сому, выпить крепкий маковый настой, что уносит жизнь во сне, легко и бесшумно, безболезненно.
Посейдон может принять и людской, и конский, и бычий облик. Но я, увы, не Посейдон, я карикатура на водяного царя, пародия на его бычье воплощение. Человеко-бык. Ни рыба, ни мясо.
Мрак. Стук. Шорох. Мрак.
Когда меня заточали в лабиринт, я был пьян. Меня опоили. Я находился в другом измерении. Пьяные сны такие забавные. Мне снилось, что я приехал в Питер и обнаружил, что нет свободных мест ни в одной гостинице, нет другого места для ночлега, нежели Эрмитаж. Правда, я почему-то учитывал такую возможность, и сторожа императорского музея приняли меня благосклонно, ибо я пришел по рекомендации поэта Павла Антокольского, принеся от него записочку, волшебный пропуск в бессмертие, некий пароль. Как же я ошибался, впрочем. Я пытался вспомнить это слово, но во сне воспроизводилось одно мычание. От короля до моли, хоть зрячи, всё - слепы, мы все играем роли по милости судьбы. Приманка ли, обманка трепещет на ветру, и сладко жжется ранка живая поутру. А вечером поглубже уйдя в чужую тень, подумай-ка получше, чем встретить этот день. Зачем я сочинил эти стихи пять лет тому назад? Неужели предчувствовал ролевой зигзаг?
"Мама! Ма-мо-чка!" - пытаюсь я промычать. Но давно отменен матриархат. Надо жить в мире главенствующих мужчин, когда пещера или герой должны быть залиты ритуальной кровью. Звериное число 666 в испуге от миллениума переворачивается с ног на голову, становясь тремя "девятками". Только Пифагор знал тайну данного превращения.
Минос лично довел пятнадцать молодых афинян до входа в лабиринт. Подождал, пока гул их шагов отзвучал в глубине ходов-переходов и ушел, потирая руки. Их даже не придется мыть. Настолько чистые, как и его законотворческая совесть. Шел, посвистывал. Дескать, снова повезло Минотавру. Оторвется, родимый, на славу! Словит кайф.
В действительности же Тесей в своей золотой короне храбро шел впереди. Отсветы золотого литья освещали даже дальние закоулки. И весьма быстро гурьба молодежи оказалась в центре каменной ловушки.
Чудовище дремало на своем волосяном матрасе. Но, почувствовав незнакомый запах молодой свежести и движение воздуха, исходящее от непрошеных гостей, вскочил Минотавр на ноги и потрусил не торопко навстречу пятнадцати голубчикам, плотоядно облизывая массивные надтреснутые губы, привычно выбирая себе первую жертву.
Тесей безжалостно ударил ногой человеко-быка в отвислый живот. Перед Минотавром внезапно как бы зажегся красный свет, он взревел и, выставив рога - копья наперевес, бросился на обидчика.
Тесей ловко исполнил несколько па ритуального танца, уходя от встречного удара, ухватил вражину за рога и легко вскочил ему на загривок. Минотавр растерялся от подобной наглости, заметался, пытаясь сбросить напрошенного седока и растоптать да разорвать его на мелкие кусочки. Но Тесей мертвой хваткой схватил человеко-быка за горло и не выпустил из рук, пока не задушил, не обращая внимания на собственную кровь, фонтанчиками брызнувшую из многочисленных порезов, нанесенных острыми когтями чудовища.
"Ай да Аленький цветочек и хозяин его, чудище заморское!" - подумала бы ключница Пелагея, если бы могла заглянуть через бутылочное горлышко отверстия в куполе лабиринта. А ученый Чихачев-Пропп настрочил бы немедленно очередной том "Историко-метафизические корни богатырского эпоса Древней Мангазеи", да он ещё не родился о ту пору, экая незадача.
Победители Минотавра благополучно выбрались из ужасного узилища, но это, как говорится, другая история. Впереди уже маячила Троянская война, в которой Тесею не удастся поучаствовать из-за вынужденной отсидки в Аиде. Подземелье и через годы не отпустило героя, а только дало отсрочку, передышку.
Естественно, всегда все симпатии зрителей и читателей на стороне победителя, избавителя от урода к тому же. Красавцу Тесею сойдут с рук все последующие выкрутасы, насилия и убийства. Он чуть ли не станет при жизни "Отцом народов", древнегреческим Сталиным, только что не умрет-таки в своей постели, но удостоится, в конце концов, торжественного переноса костей, святилища, маленького мавзолея. Но шанс стать всемирным спасителем от него все-таки ускользнет.
Таким образом, принесение Минотавра в жертву оказалось бессмысленным. И его кровь не очистила мир, не принесла желанного избавления от всеобщей несправедливости, не утвердила повсесердно постулаты добра. Как высказался поэт: "Дело прочно, когда под ним струится кровь!" Так это было непонятно в далеком детстве.