В очередной конечной точке временного цикла общества происходит этот неизбежный поворот к религиозному пробуждению, а уж толкователи-доброхоты пусть подбирают наиболее приемлемые объяснение, среди которых и упадок политической жизни; и отсутствие великих движущих сил в обществе, у которого, увы, нет более патриотизма и/или потребности в расширении своего ареала, своих имперских пределов; и упадок независимой от религии философии, ибо на самом деле это сообщающиеся сосуды; и отсутствие высоких научных достижений, способных отвлечь умы жаждущих религиозной истины; и воздействие западного или восточного духа, то есть либо наклонного к рационализму, либо, напротив, - к мистицизму; и пресыщение общества, привыкшего к богатству и материальным соблазнам; и истощением цивилизации, давшей уже все плоды, какие только она могла дать; и влияние несчастий того или иного времени, начиная с природных и техногенных катастроф, в том числе, например, чумы в последние годы правления Марка Аврелия и заканчивая кровавыми войнами практически на всех континентах и эпидемией спида в конце Ха-Ха века. Любопытно, что в каждом из этих объяснений есть своя доля истины. И все-таки, как я вычитал у одного просвещенного варвара, даже всех вышеприведенных объяснений будет явно недостаточно для понимания столь разительной и внезапной перемены в обществе, если не видеть в ней просто руку Божью; ведь подлинная жизнь всегда слишком сложна, и на самом деле невозможно объяснить любым сочетанием причин взбудораженное состояние умов, корни которого прежде всего в глубине души.
Вечный двигатель религиозных возрождений в инстинктивном желании возвратиться к чистоте и силе веры прошлых, якобы менее замутненных времен. Современники и соплеменники подсознательно жаждут оживить находящиеся в пренебрежении и забытьи древние верования и культы, а чтобы придать им больше цены и веса, отыскивают в них непременное потаенное высшее значение, непонятое до сих пор. При этом в них неизбежно вводятся новые принципы, принципы своего времени и своей среды, элементы порой даже чуждые той религии, которую хотят восстановить в её прежнем блеске и, наконец, дают ей новую жизнь не иначе, как подвергнув её полному превращению.
Это касается и язычества в древнем Риме, и оного же в греческих полисах, и даже шаманства у чукчей и эскимосов. Каждая цивилизация, каждая из народностей, слившихся в ту или другую империю, стремятся привести в общий фонд своих собственных богов, свои религиозные обычаи, сохранившие жизнестойкость, а уж из всех этих богов, этих обрядов, всех этих верований в очередной раз выделяется одна генеральная идея, которая прежде всего только различное проявление одного и того же могущественного божества, различные обряды одного и того же культа, различное понимание одного и того же благочестия, вызванные прежде всего пылким инстинктивным желанием общества и/или каждого его члена (индивидуума) войти, наконец в подлинное и живое общение с искомым божеством.
Так Адская Великая Матерь, Церера и Сирийская Богиня, Исида становятся Богородицей; Озирис-Серапис, он же Аттис, Митра метаморфизирует в Иисуса Христа. Апулей оставил едкие описания лжежрецов Кибелы и Сирийской богини, вызывающие прямо-таки всеобщее презрение, настолько он хотел досадить метрагиртам, которых ненавидел. Любителей подробности опять отсылаю к первоисточнику. Зато тавробол и криобол, то есть очистительное крещение кровью быка или барана, практиковавшееся галлами, равно как и жрецами Митры, с которым они отождествляли своего Аттиса, заслуживает, мне кажется, пересказа более подробного.
Верующий, одетый в габийскую тогу, в митре и золотой короне помещался в яме, над которой был устроен решетчатый потолок. Служители приводили быка или барана, украшенного гирляндами, а жрец убивал его, вонзая меч в шею животного, и кровь из раны струилась через отверстие и желобки потолка на кающегося.
Когда вытекала вся кровь, животное уносили, а верующий выходил из ямы, весь испачканный кровью, но убежденный, что это нового рода крещение возродило его и обеспечило ему новую жизнь.
Выход из лабиринта существует, но он - кровав, он - через пролитую кровь. Такова плата смертного за очищение. Возникает вопрос: менее ли действенно очищение чужой кровью, нежели своей собственной?
Х
Сбойливая собака исподтишка ест. Персонажи мои окончательно взбунтовались. Позвонил истерически Кроликов, явно наскипидаренный своей супругой, возможно оскорбленной моей карикатурой, тем не менее легко узнаваемой, решил лечь на дно, сказал, что пишет новый роман из жизни чешуекрылых, видимо, в подражание новомодному Пелевину и сказал еще, что по телефону его не найти и искать не надо, сам свяжется. Да ради Бога, дружок, сиди в своих испарениях, дыши фимиамом супруги, все равно останешься через сто лет в этих вот инвективах! Вообще, мне бы тоже надо отдохнуть от кроликовских эскапад, от его истерик по телефону по поводу моего якобы скрытного характера, мол, только из "Вавилонской ямы" узнал он об истинном положении дел в семье моей дочери, о моей антипатии к бывшему зятю и его придурковатому отцу... В общем, бред какой-то.
Настоящая дружба, по-моему, не нуждается вовсе во всеоткрытости, важно общее мирочувствие, взаимовыручка и поддержка, мгновенная готовность к поддержке и взаимовыручке. А хитрюга Кроликов, не будучи семитом по происхождению, был истинным жидярой, русожидом, да простят меня все, реагирующие болезненно на данное определение. Жид - не национальность, а диагноз и тут нечего добавлять.
Итак, дорогие братья и сестры, из нашего повествования на время вздорный Кроликов устраняется, хотя так будет не хватать этого почти бесполого существа, с наклонностью к самокастрации, отличающегося большими хватательными способностями по части морковки и аналогичных лакомств, огромными защечными мешками для тайного постоянного складирования запасов, умением в случае нужды незамедлительно дать стрекача, некоторой эмоциональной тупостью и ленью, впрочем, легко переходящей в противоположность, длинноухостью, что свидетельствует помимо наклонности к подслушиванию ещё и о природной дурковатости.
Что касается его напарника по части моего унижения и шапкозакидательства, то господин Калькевич хоть и цепко расцарапывал волдыри моей мнительности, мол, смотрите, господин автор, накликаете, ещё допрыгаетесь, предадут вас анафеме с высокого амвона, но иногда, на всякий пожарный случай, прикидывался доброхотом и даже извинялся в пьяной болтовне.
Такие вот шустрики, отнюдь не мямлики, меня окружали и окружают по сей день, и придется, видимо, не однажды испить горькую чашу до дна, поднесенную псевдозаботливой рукой,
Много есть синонимов для обозначения человеческой глупости. Стоит, видимо, вспомнить, что питали её своими сосцами две нимфы : дочь Вакха Мете (Опьянение) и рожденная Паном Апедия (Невоспитанность). Спутники же Глупости: Филавтия (Самолюбие), Колакия (Лесть), Мисопония (Лень), Гедонэ (Наслаждение), Акойя (Безумие), Трюфэ (Чревоугодие), а также боги : Комос (Разгул) и Нигретос-Гипнос (Непробудный Сон). Следовательно, меня и приятелей моих по праву можно окрестить морософами (глупомудрецами), словечко сие придумал и пустил в оборот Эразм Роттердамский. Уроженец голландского города, поскитавшийся по белому свету, поживший и потрудившийся в окружении славного Альда Мануция, он написал свое похвальное слово Глупости в домике Томаса Мора в Англии, без малого (всего-то десять лет не хватает) пятьсот лет тому назад.
Словно готовясь к великому юбилею, наш кружок невольных морософов провел генеральную репетицию праздника. По прошествии нескольких дней от начала повествования оказалось, что все мы, друзья-враги, приглашены на юбилей к ещё одному нашему земляку Натану Гараджеву. Ему стукнул "полтинник", возраст несерьезный для его обладателей, но только если бы мне назвали данную цифру лет тридцать пять тому назад - непременно бы ахнул: так долго не живут.