Если кардинал и был обрадован известием о взятии его племянниками Арфлёра, то радость его была недолгой, поскольку 13 ноября 1440 года до него дошла весть о смерти его сестры Джоанны. Последние два года своей жизни вдовствующая графиня Уэстморленд провела в роскошном маноре Хауден, церковном владении в двадцати милях к юго-востоку от Йорка, которое перешло во владение ее сына Роберта Невилла после его перевода в епископство Даремское в начале 1438 года[481]. Хауден, расположенный под сенью прекрасной коллегиальной церкви, долгое время служил местом остановки сменяющих друг друга епископов на пути в Лондон и обратно, а после того, как перешел от бывшего канцлера Томаса Лэнгли к епископу Роберту Невиллу, он стал для Джоанны удобным местом для жизни на закате ее дней.
Завещание Джоанны, засвидетельствованное в Хаудене за семь месяцев до ее смерти, касалось нескольких монастырей на севере страны и в то же время членов ее семьи и бедных арендаторов в ее владениях. Разумеется, не были обойдены вниманием и дети: она оставила сыновьям Псалтырь, вероятно, унаследованный от ее собственной матери, а также завещала им "золотое кольцо, которым я свято поклялась Богу". Джоанна могла бы умереть как и жила графиней Уэстморленд, и упокоиться в уже приготовленной для нее гробнице рядом с мужем в коллегиальной церкви в Стейндропе, недалеко от ее дома в Рэби, но она попросила похоронить ее как послушную дочь рядом с матерью в Линкольнском соборе[482]. Трогательно, что их связь была столь же крепкой в смерти, как и при жизни.
Гробницы Джоанны Бофорт и Екатерина Суинфорд первоначально располагались рядом друг с другом на южной стороне пресвитериума Линкольнского собора, недалеко от главного алтаря. На рисунке Уильяма Дагдейла 1640 года видно, что гробницы были украшены латунными фигурами, причем на гробнице Джоанны был изображен герб Бофортов и Невиллов. Обе гробницы пострадали во время Гражданской войны в Англии, и в настоящее время они стоят вплотную друг к другу короткой стороной.
Смерть самого могущественного матриарха на севере позволила поставить точку в горьком двадцатилетнем конфликте между двумя семьями детей ее мужа. Старший сын графини, граф Солсбери, согласился уступить Стаффордам-Невиллам ряд земель в графстве Дарем, включая замки Бранспет и Рэби, а 26 августа 1443 года граф Уэстморленд официально признал право своего дяди графа Солсбери на владение оставшейся частью земель Невиллов в Йоркшире, Камберленде, Эссексе, Уэстморленде, Йорке и Лондоне. Влияние Солсбери при дворе значительно превосходило влияние Уэстморленда, что, возможно, и привело к столь благоприятным условиям сделки, и потеря Дарема не имела для него большого значения[483].
Смерть Джоанны Бофорт, должно быть, сильно повлияла на кардинала. Не будучи женатым из-за своего священнического сана, Генри пережил обоих родителей и всех своих братьев и сестру. Несмотря на то что два его оставшихся в живых племянника добились значительных успехов в Нормандии, он, тем не менее, в течение следующих двенадцати месяцев оставался в тени, даже когда летом 1441 года скандальная история с Элеонорой Кобэм угрожала погубить ее мужа, герцога Глостера.
Герцогиню обвинили не только в том, что она обратилась к астрологам, для того чтобы предсказать смерть короля (что являлось государственной изменой), но и в приобретении нескольких ядовитых зелий, которыми она намеревалась отравить Генриха VI. Предполагаемый мотив Элеоноры был понятен: если король умрет без наследника, корона перейдет к Глостеру, что сделает ее королевой.
В конце июля герцогиня была допрошена в присутствии кардинала и Совета, хотя Генри уступил место архиепископу Кентерберийскому. Он также отсутствовал на вынесении приговора в октябре, когда Элеоноре было предписано совершить публичное покаяние на улицах Лондона перед вечным заключением, а ее астрологи были жестоко казнены. Глостер был унижен позором своей жены, и, хотя развод с ней был быстро оформлен, чтобы сохранить лицо, герцог оставался политически дискредитированным до конца своей жизни.
Нет никаких доказательств участия кардинала в падении герцогини в качестве мести своему заклятому врагу, хотя более позднее утверждение Эдварда Холла о том, что "предпринимались различные тайные попытки" погубить герцога, наводит на мысль о заговоре[484]. Какова бы ни была степень участия Бофорта, если таковая имела место, Элеонора Кобэм сама обрекла себя на гибель своими глупыми и неосторожными действиями. Она оставалась в заключении до самой своей смерти десятилетие спустя. Таким образом ожесточенное соперничество между дядей и племянником приняло еще один неожиданный оборот.
482
Goodman, A., My Most Illustrious Mother, The Lady Katherine; Katherine Swynford and her Daughter Joan (2008) pp. 14–15