Во время отсутствия брата епископ Бофорт был занят укреплением позиций семьи при дворе, и эту задачу он в основном решал, используя свое значительное состояние. Богатому церковнику, правительство все еще было должно значительные суммы денег, которые он ссудил Генриху V, и хотя Совет предпринял шаги, чтобы попытаться уменьшить этот долг, Генри продолжал одалживать деньги для финансирования продолжающейся кампании Бедфорда. Одним из примечательных займов был аванс в размере 14.000 марок, выданный 1 марта 1424 года. В качестве погашения долга Бофорт должен был получать отчисления со всех пошлин, полученных от экспорта шерсти, кож, шерстяных тканей, олова и вина из портов Лондона, Кингстон-на-Халла и Ипсвича на сумму до 8.000 марок. Оставшаяся часть займа должна была быть выплачена Генри непосредственно из казны, причем 3.000 марок должны были поступить на Рождество, а остальные 3.000 — следующим летом. И если выплаты не будут произведены, то епископу, получившему в залог несколько драгоценностей короны, разрешалось "продавать, отчуждать или иным образом рассматривать как свои" королевские регалии. Учитывая, что драгоценности стоили больше, чем сам заем, для хитрого епископа, это была потенциально выгодная сделка, хотя в его намерения входило использовать их только как рычаг власти, а не для получения прибыли[349].
Династические амбиции Бофортов проявились и в начале 1424 года, когда епископ сыграл заметную роль в бракосочетании Якова I, короля Шотландии. Король находился в плену у англичан семнадцать из тридцати лет своей жизни, хотя хозяева хорошо к нему относились, и он даже завязав дружбу с Генрихом V. После смерти последнего Совет долго обсуждал вопрос о освобождении Якова, и в итоге 10 сентября 1423 года в Йорке был подписан договор о семилетнем перемирии между Англией и Шотландией. Один из пунктов договора предусматривал, что Яков должен был жениться на английской дворянке, и Бофорты нашли шотландскому королю невесту из своей семьи: свою племянницу Джоанну Бофорт.
Свадьба шотландского короля с дочерью Джона Бофорта состоялась 13 февраля 1424 года в Саутваркском приорстве, и к алтарю ее подвел гордый дядя невесты. Пышный свадебный пир, на котором торжественно председательствовал епископ Бофорт, состоялся в Винчестерском дворце, расположенном по соседству с церковью. Породнение с шотландской королевской семьей, безусловно, стало для дома Бофортов важным моментом, впервые продемонстрировав его положение за пределами Англии. Бофорты больше не были просто полукоролями, связанными с английской королевской семьей, но не являющимися ее частью.
Генри и Томас Бофорты, вероятно, возлагали большие надежды на перспективы Бофортов в результате этого брака, что, возможно, побудило их вместе с матерью невесты Маргаритой Холланд подарить новой паре "большое количество драгоценной посуды и богатых аррасских тканей", которых "мало или вообще не было до этого дня в Шотландии". Однако их оптимизм оказался неоправданным. После возвращения Якова в Шотландию стало очевидно, что он не собирается быть марионеткой в руках английского короля или Бофортов, и вскоре он вступил в союз с французским королем Карлом VII. Тюдоровский летописец Эдвард Холл, писавший столетие спустя, сурово порицал "неверного принца" за то, что он взял пример со своих "лживых мошенников предков" и стал образом "хвастливого и заносчивого шотландца"[350]. Что думала о сложившейся ситуации Джоанна, находящаяся вдали от семьи, в чужой и враждебной стране, неизвестно.
16 июля 1424 года епископ Бофорт получил официальное признание своего возвращения на политическую сцену, когда в присутствии своего соперника Глостера он вновь получил должность канцлера, что стало его третьим назначением на этот пост. Генри получил Большую печать от уходящего канцлера Томаса Лэнгли в Большой палате Хартфордского замка, и, ободренный своим назначением, быстро вернулся на свою базу в Саутварке, чтобы начать последнее правление в качестве канцлера Англии[351]. Это назначение, если уж на то пошло, было признанием того, что Генри и его деньги были незаменимы для управления королевством и было мало людей, более подходящих для того, чтобы руководить политикой, пока Бедфорд оставался во Франции.