Генри Чичеле, архиепископ Кентерберийский, прибыл на место и попытался разрядить обстановку, проехав между двумя лагерями восемь раз, прежде чем герцог и епископ согласились отвести свои войска. Прелата сопровождал принц Педру Португальский, в то время гость английского двора, который, будучи кузеном Глостера и племянником Бофорта, был подходящим выбором для посредничества.
Однако вопрос был далеко не решен, да и не мог быть решен после того, как епископ прибег к вооруженному противостоянию с Глостером, который, несмотря на свое сомнительное поведение, оставался протектором Англии и политически верховным правителем. Это был прямой вызов власти герцога, и Генри не выказал никаких признаков сожаления. На следующий день разгневанный канцлер написал брату Глостера Бедфорду, умоляя последнего вмешаться:
Высокородный и могущественный принц, и мой благороднейший лорд, я приветствую Вас со всем моим усердием. И поскольку Вы желаете благополучия королю, нашему государю, и его королевствам Англии и Франции, то и мы надеемся на Ваш приезд. Ибо, если Вы промедлите, то у Вас здесь такой брат, что дай Бог, чтобы он был хорошим человеком. Ибо Ваша милость знает, что выгода Франции зависит от благополучия Англии.
Написано в великой спешке в День Всех Святых.
Вашим верным слугой на всю мою жизнь.
Генри Уинчестер[359].
Это письмо необычно и многое говорит о душевном состоянии епископа. Он явно был в хороших отношениях с Бедфордом и мудро апеллировал к желанию герцога обеспечить хорошее управление в Англии и Франции, напоминая регенту, что без порядка в Англии ланкастерская Франция непременно падет. Генри не пытался скрыть своего отвращения к поведению Глостера, возможно, зная, что его адресат разделяет подобное мнение о своенравном герцоге. Епископ отметил, что писал письмо в большой спешке, и его гнев вполне ощутим. Он умолял Бедфорда вмешаться, пока не стало слишком поздно, и явно был не в ладах с Глостером. Бедфорд осознал всю серьезность ситуации и 20 декабря 1425 года вернулся в Англию, чтобы лично прервать бурное пребывание Глостера на посту протектора.
18 февраля 1426 года в Лестере собрался Парламент, и Бедфорд был полон решимости положить конец ожесточенной вражде между братом и дядей. Он открыто упрекнул многих присутствующих лордов, весьма грубо напомнив им, что они все еще находятся в состоянии войны с арманьякской Францией и не нуждаются во внутренних конфликтах. Подобные разногласия не принесли никому пользы. Бедфорд назначил комиссию для разрешения спора между Глостером и Генри Бофортом, в которую вошел брат епископа, герцог Эксетер. Обоим конфликтующим была предоставлена возможность изложить свои претензии.
У Глостера было много претензий к епископу, в том числе он возмущался тем, что его не пустили в Тауэр, и опасался, что его дядя замышляет захватить короля, и установить контроль над страной. Кроме того, Хамфри обвинил епископа Бофорта в попытке убийства тогдашнего принца Генриха в 1412 году, а затем в попытке убедить того же принца узурпировать трон его отца, Генриха IV.
Епископ, естественно, отверг эти обвинения. Он утверждал, что Тауэр был справедливо закрыт из-за подстрекательских законопроектов, которые были расклеены по Лондону, и этот приказ был полностью поддержан Советом. Он даже обвинил Глостера в том, что тот, прибыв в Тауэр, был "по-злому доволен" и действовал в "манере отпетых негодяев". Генри также твердо заявил, что "никогда не собирался накладывать руку на персону короля и управлять за него" из Элтема, а забаррикадировал Лондонский мост только для собственного "спокойствия и защиты". Чтобы не было никаких сомнений, он подтвердил свою прежнюю преданность королям Генриху IV и V и яростно отверг любые обвинения в том, что он замышлял какое-либо убийство или узурпацию. Это был решительный и хорошо продуманный ответ на порочащие обвинения Глостера[360].
В ответ комиссия заставила обоих конфликтующих родственников поставить свои имена под документом, обязующим их поддерживать мир и "никогда впредь не предпринимать никаких дел, не вызывать недовольства и не завидовать, что один из них выше другого". Однако епископа, к его большому разочарованию, также заставили принести извинения своему племяннику: