Кардинал Бофорт вернулся в Англию незадолго до Рождества 1430 года в сопровождении двух своих племянников, молодых графов Мортена и Перша. Впервые за десять лет Томас ступил на родную землю, и, вероятно, между матерью и сыном произошло трогательное воссоединение. Генри присутствовал на заседании Парламента, собравшегося 12 января 1431 года, и воспользовался случаем, чтобы подчеркнуть острую необходимость в подкреплениях для защиты английских позиций во Франции. Жанна д'Арк была захвачена, но угроза, которую представлял Карл VII, оставалась. Как и подобало кардиналу, он обладал природной убедительностью и добился получения необходимых войск.
Особенно выиграли его племянники: 19 апреля 1431 года Эдмунд и Томас были назначены капитанами армии и получили под свое командование по 128 латников и 460 лучников. Их двоюродный брат Ричард Невилл, ставший графом Солсбери в 1428 году после гибели под Орлеаном своего тестя, напротив, смог собрать свиту в 800 человек[407]. К июню все три Бофорта и их родственник Невилл, вернулись во Францию, а Мортен, Перш и Солсбери выдвинулись на передовую. Однако у кардинала Англии были другие неотложные дела — последние этапы суда над Жанной д'Арк.
С тех пор как ее передали англичанам, Жанна перенесла долгое и суровое заключение, не зная своей судьбы и опасаясь сексуальных домогательств со стороны стражников. Долгожданный суд над ней начался в феврале 1431 года, когда состоялась серия публичных допросов в церковном трибунале, возглавляемом Пьером Кошоном, епископом Бове. Кошон был тесно связан с бургундцами и симпатизировал английским интересам во Франции. Кроме того, он мечтал стать архиепископом Руана и, вероятно, намеревался использовать судебный процесс для доказательства своей пригодности к этой должности. Это был явный конфликт интересов, ведь именно Жанна заставила епископа покинуть свой престол летом 1429 года во время одной из ее успешных кампаний, когда он бежал в Руан, чтобы найти защиту у ее врагов. Она нашла в лице Кошона яростного противника, который был полон решимости разоблачить ее как еретичку и доказать, что она является орудием дьявола.
Жанна была обречена с самого начала судебного процесса, ведь роль Кошона заключалась в том, чтобы публично дискредитировать ее и опозорить Карла VII. В ходе допросов основное внимание уделялось божественным видениям Жанны, о которых она не решалась говорить подробно, а также ее склонности носить мужскую одежду и коротко стричь свои темные волосы, как мальчик. Одеваться как мужчина для женщины считалось грехом, а Второзаконие 22:5 объявляло такой поступок "мерзостью для Господа". Отказ Жанны подчиниться церковным властям в этом вопросе сам по себе стал потенциальным актом ереси.
Хотя среди ее обвинителей были самые выдающиеся богословы, той части Франции, которую контролировали англичане, присланные в основном из Парижского Университета, Жанна оказалась более чем способна внятно и мужественно противостоять любым попыткам заманить ее в ловушку. Наконец, когда терпение англичан иссякло, 24 мая ее вывели из камеры на кладбище возле аббатства Сент-Уан, где сообщили, что ее немедленно сожгут, если она не признает, что голоса, которые она якобы слышит, являются галлюцинациями, и не перестанет носить мужскую одежду. За каждым ее шагом на эшафоте наблюдал Генри Бофорт, одетый в малиновую кардинальскую мантию, а по бокам от него стояли различные церковные деятели, участвовавшие в процессе, в том числе епископ Кошон. Увидев повозку палача, Жанна потеряла самообладание и со слезами на глазах подчинилась.
Безжалостная толпа, в которую входили несколько английских лордов, требовала ее казни, и все взоры с нетерпением обратились к кардиналу, за которым, по общему мнению, должно было оставаться последнее слово. Кошон наедине поговорил с Генри, в руках которого находилась жизнь Жанны д'Арк. Его решение, переданное народу епископом Бове, заключалось в том, что Жанна должна быть навечно заключена в тюрьму, а не предана смерти, что вызвало гнев кровожадной и беснующейся толпы.
Отречение Жанны д'Арк облегчило миссию Генри по ее дискредитации, в процессе чего были осмеяны претензии Карла VII на благосклонность к нему Бога. Отречение Девы было, прежде всего, громкой пропагандистской победой кардинала Бофорта и Совета английского короля, и уже не было острой необходимости казнить девушку, пока она тихо сидела в своей камере.